искренне и глубоко уважал, и судьба которого ему была небезразлична.

– Брюс, не мне тебе рассказывать, насколько непредсказуемыми могут быть последствия ментального сканирования: частичная или даже полная потеря памяти, слуховые и зрительные галлюцинации, нарушения координации и двигательных функций, проблемы с речью… Мы все тут на твоей стороне. Я обещаю тебе, что мы прижмем его и без снятия копии с твоих воспоминаний! Мы прижмем их всех! – попытался он еще раз отговорить наставника от опасной процедуры.

Неуступчивое бывшее начальство на это лишь покачало головой.

– Чем ты его прижмешь? – усмехнулся бывший главный дознаватель. – Моим словом против его? Словом того, кто последние полгода провел в психушке? Словом того, кто до сих пор находится под следствием по подозрению в использовании служебного положения в личных, корыстных целях? Не говоря уже о том, что я сегодня прилюдно начистил этому уроду морду! Да его адвокат меня в порошок сотрет и размажет тонким слоем по полу в зале суда! И тебя вместе со мной! Тогда как мои воспоминания ему бить будет нечем! Кроме разве что воспоминаниями своего клиента! На что его клиент никогда не пойдет! Поскольку у него рыльце в пушку по самые уши!

Эйвор тяжело вздохнул.

– Ладно, – сдался он. – Хочешь менталиста, будет тебе менталист. Но договариваться с ним о допросе со сканированием сам будешь!

Бывший наставник и начальник усмехнулся.

– Да без проблем! Я просто пригрожу Ларсону, что найду другого менталиста и он как миленький…

– Я бы не был так в этом уверен! – перебил его ворчливый голос из динамика.

– Ла-ааари! Дружище! Так и знал, что ты подслушиваешь! – хохотнул Громила.

Лишнее и упоминать, что договориться со «старым» другом у Брюса Харлана получилось. Старший менталист магического приказа Бургундора Ларсон Риджвелл согласился провести допрос с ментальным сканированием.

Сложная и опасная процедура прошла тяжело и изнурительно для обоих. Действуя с предельной, просто-таки ювелирной осторожностью, Ларсон Риджвелл изо всех сил старался максимально деликатно «копаться» в мозгах друга. Любое резкое, слишком грубое или поспешное движение могло привести к непоправимым последствиям. Поэтому он в буквальном смысле слова «скользил», едва касаясь нервных окончаний, используя весь свой опыт, знания и умения на то, чтобы не задеть ни одного уязвимого участка, ни одного хрупкого элемента сознания друга. Каждое его касание было подобно капле воды, что постепенно точит камень…

К тому моменту, когда Ларсон наконец вскрыл все защитные слои и проник в глубинные структуры разума, дабы извлечь из них истину, по его ставшим мертвенно-бледным лицу ручьями струился пот, а голова раскалывалась от такой же адской боли, как и у его пациента, который, к слову, и потел ничуть не меньше, и выглядел ничуть не лучше.

Закончив со сканированием, менталист тяжело опустил руки и, закрыв глаза, бессильно откинулся на спинку кресла. Он настолько боялся причинить вред другу, что даже дышать боялся во время процедуры. Потому теперь он дышал и не мог дышаться.

– Ну? – прохрипел у него над ухом этого самого друга.

– Баранки гну! – огрызнулся менталист. – Дай в себя прийти! Ты, кстати, как? Руки, ноги двигаются?

– Вро-ооде да, – как-то очень уж неуверенно ответили ему.

– Так вроде или да? – обеспокоенно уточнил Ларсон, открыв глаза. Видеть, правда, от этого он стал не многим лучше: перед глазами все плыло.

– Меня трясет всего. И руки. И ноги. И все тело, – «объяснил» Громила. – Это нормально?

– Но двигаются? И руки, и ноги, и все тело?! – раздраженно уточнил менталист, пытаясь рассмотреть друга сквозь туманную пелену, всё ещё застилающую ему обозрение.

– Да двигаются, двигаются, – успокоили его. И снова потребовали: – Ну?

Ларсон устало усмехнулся.

– Что значит «ну»? Ты во мне сомневаешься? Или в своих воспоминаниях?

– То есть, не отвертится сволочь! – выдохнув с облегчением, резюмировал Громила.

– Нет, не отвертится, – подтвердил менталист.

И они были правы. Сволочь, он же Феликс Монтеверон не отвертелся. Снятые с Громилы с помощью ментального сканирования показания его адвокатам бить было нечем.

– Сложившаяся ситуация оставляет нам лишь один вариант, Феликс, – посовещавшись, обратились адвокаты к сволочи. – Сделку с магическим приказом. Если у вас есть, что предложить магическому приказу, то наш вам совет: предложите. Само собой, не за просто так: чем ценней будет то, что вы предложите, тем более выгодной для вас будет сделка. Уж об этом мы позаботимся!

– Позаботитесь! – фыркнул на это клиент. – Так же как вы позаботились в этот раз! – прошипел он, злобно сжимая кулаки.

Адвокаты, не выказав и тени смущения, спокойно выдержали поток ярости клиента и предложили:

– Феликс, вы можете отказаться от наших услуг и попытать счастья с другими адвокатскими конторами.

Не знай Феликс наверняка, что срез с памяти бывшего старшего дознавателя автоматически сделает свидетелями его преступления всех, кто его увидит (то есть, и судью, и присяжных, в том числе), он бы так и сделал. Но он знал. И потому понимал –обращаться к другим адвокатским конторам лишь зря терять время. Не говоря уже о том, что он пользовался услугами самой лучшей в городе.

– Хорошо, – кивнул он. – Скажите этим… я согласен на сделку. Но говорить я буду не с ними, а с Дином Адамантом! И только с ним!

Глава 33

Антураж и атмосфера встречи были продуманы Дином и Громилой до мельчайших деталей.

Полумрак камеры идеально дополняли очертания покрытых мхом и плесенью холодных каменных стен. Влажный, тошнотворный запах затхлости и гнили смешивался с едва уловимым металлическим привкусом крови. Где-то в углу медленно капала вода, ритмично и неумолимо, отсчитывая минуты его заключения…

Завсегдатай модных салонов, фанатично заботящийся о своем здоровье и внешнем виде Феликс Монтеверон с тяжелым вздохом облокотился о холодную стену… и тут же отпрянул.

Холод проникал даже сквозь вонючее шерстяное одеяло, которое он нашел на узкой и жесткой койке и натянул поверх арестантской робы и фуфайки.

Феликс даже не знал от чего он дрожал больше, от низкой температуры или от ощущения окружавшей его грязи, вони и антисанитарии.

Каждая минута нахождения здесь была пыткой. И он даже думать не хотел о том, чтобы провести в подобных условиях годы…

Прикрыв глаза, он попытался мысленно унести себя куда-нибудь подальше – в шумный зал своего ресторана, где играла приятная музыка и