Проснулись он от испуганного вопроса Али:

— Где я? — прошептала она.

— Всё хорошо, мы у меня в номере, — ответил Леха и поцеловал ее в шею.

Альбина развернулась к нему лицом и спряталась у него на груди.

— Какого хрена тебя потянуло на край площадки? — скорее простонал, чем просто спросил Штык, ощущая, что только теперь его отпускает.

— Я думала, это ты, — ответила Аля и потерлась об него носом.

— В смысле, «я»?

— Ну, ты шел за мной. А это был не ты.

— Прости, — повинился Леха. — Я за тобой не пошел.

— Да, — согласилась она. — А потом меня толкнули.

*из не подслушанного разговора*

— ...В этой чертовой игрушке ничего не оказалось.

— Ничего не понимаю. Но ведь Тяжелков говорил...

— ...Ничего не оказалось. Из этого не следует, что и не было. Внутри игрушки был тайник. Вскрытый и на соплях заделанный.

— Интересно.

— Еще как.

— То есть, получается, всё?

— Нет. У меня есть одна идея. Последняя. Нужно кое-что проверить.

— Проверяй. Но тебе, конечно, круто повезло, что она так навернулась. Потом с сумкой можно было что угодно делать.

— Ага. Повезло.

— На что ты намекаешь?

— Ни на что не намекаю.

— Ты хочешь сказать, что ты...

— Она там стояла на самом краю, дура. И даже не обернулась.

— А если бы обернулась? Если бы не получилось?

— Пришлось бы извиниться за свое неловкое падение. Споткнуться на ровном месте — это про меня.Иногда бывает.

— Так ты ее намеренно?..

— Ненамеренно. У меня не было в планах. Мне нужно было просто спросить у нее кое-что. Но раз уж так повезло...

— У тебя с мозгами всё нормально?!

— Отлично. У меня с мозгами всё отлично. Это просто потрясающее ощущение! Меня так торкнуло!

— Я начинаю тебя бояться.

— А ты не переходи мне дорогу — и не бойся. ...Как она меня раздражает! И этот ее принц из Зюзюкино, Капитан Америка вологодского пошива.

— А если она в полицию заяву напишет на покушение?

— Никто ничего не видел. Она — вечный источник неприятностей. А ты обеспечишь мне алиби.

— Так просто?

— Мы с тобой повязаны. Если ты не поддержишь меня, я потоплю тебя. Просто расскажу нашему мэру; из-за кого его любовница оказалась в опасности.

— Теперь уже бывшая.

— Бывших любовниц, как и бывших фээсбэшников не бывает. Особенно у такого кобеля, как Тяжелков.

— Это уже неважно. Мне важен ключ. А кто из них имеет Яницкую: принц, мэр или по очереди, меня вообще не волнует. Хоть оба одновременно.

— Тебя эта мысль возбуждает?

— У тебя точно с головой всё в порядке?

— И не только с головой.

— Ты после этого еще и сексом хочешь заняться?

— Очень! Иди сюда.

— Но не здесь же?

— Почему не здесь? Чем здесь хуже?

— Люди ходят.

— Это же прикольно!

— Я не хочу.

— Хочешь. Ты хочешь. Давай.

Аля проснулась в темноте. Тело было стянуто, правая рука — как чужая, сзади слышалось чужое дыхание. Ей потребовалось какое-то время, чтобы погасить панику и осознать, что рука просто затекла. Тело ограничено в движениях, потому что она зарылась в одеяло как в кокон. А за ее спиной — Алёша.

Психика милосердно вымарала из памяти всё с момента толчка до момента, когда она пришла в себя, сидя на коленях у Лёши на дельтапланерской площадке. Словно он ее поймал налету.

Аля развернулась к нему, прячась в надежных объятиях. Однако ладони горели, двигать коленями тоже было больно. Ощущения на лице тоже не внушали оптимизма. Как минимум, по разрезу глаз сейчас любой китаец принял бы ее за свою.

Альбина хотела сбежать в ванную. Но тут неожиданно выяснилось, что Алексей возжелал пообщаться.

— Какого хрена тебя потянуло на край площадки? — поинтересовался он.

— Я думала, это ты, — ответила Аля.

— В смысле, «я»?

— Ну, ты шел за мной. А это был не ты.

— Прости, — повинился Леха. — Я за тобой не пошел.

— Да, — согласилась она. — А потом меня толкнули.

До сих пор это казалось Але диким. Кому потребовалось сбрасывать ее со скалы? Кому она перешла дорогу? Она, которая мухи не обидит. Аля всегда была конформисткой. Склонной к авантюризму, может. И немножко — к нарциссизму и капризам. Нуждавшейся в новых впечатлениях и эмоциях. Но в ней напрочь отсутствовали какие-то конкурентные качества. Она не была способна на борьбу за что бы то ни было. Или против чего бы то ни было. Ей было проще отказаться, чем спорить и воевать. Отказаться и найти себе что-то новое. Что-то такое, на что никто, кроме нее, раньше не претендовал. Она любила добиваться своего. И даже невозможного. Но так, чтобы бороться приходилось с обстоятельствами, а не с людьми. Ей нравилось менять мнение человека о себе. Но она не выносила противостояний.

Ледокол «Тяжелков» не был мужчиной ее мечты и порой тяготил своим вниманием. Но он, непримиримый боец за свою выгоду, был очень удобен Але: он брал на себя неприятную миссию отстаивать ее интересы перед другими заинтересованными сторонами. Она же была готова по первому требованию заплатить / отдать / отступиться. Поэтому Альбина категорически отказывалась понимать, кому из их компании могло прийти в голову ее убить. И главное, зачем?

— Как толкнули? — Алексей сел, сложив ноги по-турецки.

— Ну… обыкновенно… В спину рукой. Может, конечно, случайно…

— Аля. Тебя столкнули со скалы, и ты об этом говоришь только сейчас? — Альбина не могла прочитать интонации, с которыми говорил Доберман. Словно их вообще не было.

Яницкой сразу стало неуютно. Будто она была на допросе, а в глаза ей светил фонарь, как в фильмах по КГБ. Она не выносила, когда на нее давили. И когда обвиняли тоже не выносила. И когда упрекали. 

— Забудь, — отмахнулась она, откатилась от Алексея к краю кровати и села.

Это был не ее номер, совершенно точно.

К счастью, она была одета. Поэтому просто поднялась и пошла на выход.