стеклянного дела на белорусских землях… И история про Анну Катарину Радзивилл еще будет тебе вспоминаться в тот момент, когда сидя на своей очень важной работе ты будешь составлять сотую табличку за день. История — это, в первую очередь, тексты. Огромный объем информации, из которого нужно уметь выделять основные тезисы, искать причины и предпосылки, делать выводы и думать о последствиях. Это, а не даты, имена или термины — главное на наших уроках. И это пригодится в жизни каждому из вас… Понятно?

— Поня-а-а-атно, — протянули завороженные моей экспрессией учащиеся. Даже бить друг друга на время перестали. — А что такое «тезисы»?

— А тезисы, друзья мои… — медленно, с чувством, с толком и с расстановкой принялся объяснять я. — Тезисы — это кратко сформулированные главные, основные мысли, которые заложены в текст… Не отвлекаемся, работаем!

Конечно, они отвлекались!

Как я пережил шесть уроков, считая две в первой смене и четыре — во второй, сложно сказать. Наверное, спасли контурные карты. Пятнадцать минут новую тему разъяснил, потом карты раздал — рисуйте, дети! Я пока то, что нарисовали ваши антиподы из бэ-класса проверю. Или сделаю такой вид…

Я когда в школе учился вообще не понимал смысла малевания в этих странных учебных пособиях. Казалось, это какая-то раскраска для дегенератов, или типа того. Но когда стал педагогом — осознал! Не у каждого над кроватью карта мира висит, далеко не все атласы любят разглядывать, воображая дальние страны и неведомые берега. Контурная карта — она вносит человеческому детенышу прямо в базовые настройки картину мира, очертания материков и стран, рек и морей… Вроде, закрашивает желтым цветом какие-нибудь дерново-подзолистые почвы, а сам при этом на Европу любуется, запоминает где там Днепр протекает, где Западная Двина, а где Северная. И сам того не ведает. В общем — полезная штука.

Ну и отметки помогает заработать, за старание. Потому что ученики — они все разные, и способности их лежат в разных сферах. Один — говорливый и активный, быстро соображающий. Другой — спокойный, кропотливый, аккуратный. Оба хороши, каждый по-своему, и наша педагогическая задача — уравнять шансы.

И не сдохнуть на уроке самому, конечно.

* * *

Домой я тоже ехал на такси.

— Разбудите меня, если усну, а? — попросил я.

— Ага-нах.

За рулем сидела девушка-снага, на голове у нее были сплошные дрэды, в ушах — бесова уйма сережек, из колонок играл дабстеп пополам с хардкором, но манера вождения у таксистки оказалась максимально щадящей, даже учитывая наши вышемирские колдобины. Может, при Зборовском и колдобины заделают? В конце концов, жизнь меняется к лучшему!

Я действительно уснул, и проснулся от вежливого тычка таксистки в плечо.

— Вставайте-ска, приехали! — честно говоря, я малость перепугался, пытаясь сфокусировать взгляд на снажьей мордашке, но быстро сориентировался.

— Спасибо! Сдачи не надо! — и протянул ей монетку.

— Ого-нах, какой щедрый клиент-ять! — вообще-то она была симпатичной.

Ну, настолько, насколько снага вообще бывают симпатичными. Уж больно странные у них лица, но и красота ведь тоже может быть странной! Эта мне напомнила то ли Моану из диснеевского мультика, то ли ту синюю девку из фильма про аватаров… В общем — экзотичная.

Пока поднимался по лестнице — вспомнил! Я кружку Зборовским не отдал. Поэтому, не разуваясь прошел в квартиру, нашел в рюкзаке кружку, в холодильнике — шоколадку, и пошел стучаться к соседям. Время было детское: что-то около семи часов, так что я особенно не переживал что кого-то разбужу.

— Тук-тук!

— Кто там? — раздался детский голос.

— Сосед, который Пепеляев, — отозвался я.

— Георгий Серафимович! — очевидно, мне обрадовались, и потому на душе моей стало легко и приятно.

Когда дети тебе радуются — это значит, что ты не такое уж и дерьмо собачье.

Загремели замки, а потом дверь приоткрылась — на цепочку, и на меня заблестели две пары любопытных глаз.

— А что такое? — их там и вправду было двое, парнишка лет десяти и девчушка — годика три-четыре, не больше. — А взрослых дома нет, потому мы никому не открываем.

— Правильно делаете, что не открываете. А я кружку принес, мне ваш папа кофе вечером давал с собой, — пояснил я и протянул кружку.

— Не вецером, а ноццю! — важно сказала малышка. — Мама сказяла — вы полуноцники!

— Мама у тебя замечательная, — улыбнулся я. — Вот — передай ей шоколадку.

— А пациму ей, а не нам? — прищурилась мелкая. — Я тозе бы не отказалась, вабсце-то!

— А она — главная, вот она и решит, кому, — меня разбирал смех. У Зборовских были очень хорошие дети!

— Ага. Это мы зьнаем, — покивала девчушка. — Везде главный — папа, а дома — мама!

Пацан потрепал сестру по голове и сказал:

— Спасибо, Георгий Серафимович. Мама скоро из школы вернется, у старших — вторая смена, она их забирает. Я ей передам, — он явно мялся, хотел что-то спросить. Наконец, мальчишка пересилил себя: — У нас в школе говорят: кто к вам учиться приходит, тот волшебником становится? Это правда? А вы — волшебник?

— Нет, я не волшебник, это точно, — невесело усмехнулся я. — Я как раз таки совсем наоборот. А что касается первой части твоего вопроса, тут может быть только один ответ: приходи, проверим.

— Приду! — кивнул он. — Я папе скажу, он потом узнает где вы работаете, и меня к вам отправит учиться. Только я сейчас в четвертом классе, так что — потом.

— Тогда — до встречи потом? — я протянул руку в дверную щель, и пацан ее пожал. Крепко пожал, как настоящий Зборовский.

* * *

Глава 19

Человеческий капитал

— Так купи у меня! — сказал Афанасий Афанасьевич Пепеляев-Горинович.

На этой фразе я слегка обалдел. Мною овладели «нейкая млявасць и абыякавасць да жыцця», как говорят белорусы. То есть — некоторая вялость и безразличие к жизни. В каком смысле — купи? Мы что, о мешках сахара говорим, или о борзых щенках? Я задал своему дальнему родственнику вполне конкретный вопрос про специалистов в области геологоразведки, нефтедобычи, нефтепереработки и развертывания производства. Мол, есть хорошая перспектива, есть месторождение, есть разрешение от земских властей, даже деньги есть, но нет тех, кто будет этим заниматься. И этот загорелый рыжий