На втором этаже в коридоре, у самого окна, висела ШТУКА и шевелила своими иглами-щупальцами. И какого беса она тут делала? Воздух рябил, причудливо искажая пространство, окружающие предметы выглядели странно, как в кривом зеркале. Если честно, мне было страшновато. Все неизвестное пугает! Однако, тварь зависла у окна, а искомая дверь располагалась всего в пяти шагах от меня — до летучего морского ежа оставалось метров двадцать, не меньше! Так что я сделал эти бесовы пять шагов, взялся за дверную ручку, потянул вниз — и дверь открылась!

— Оп-ля! — снова сказал я, и аккуратненько зашел в серверную, и закрыл за собой дверь.

— Отлично, — зловещим голосом сказал Семен Гольшанский, появляясь из стены. — Добро пожаловать, пан Пепеляев-Горинович. Панове — вот этот курвин сын.

Я смотрел на всю собравшуюся компанию с нехорошим прищуром, пытаясь решить, когда начинать жечь тут все к бесовой матери.

Гольшанского, которого я огрел по башке секиркой на башне Браславского замка, не узнать было невозможно: такие красивые двухметровые дяденьки в товарных количествах на дороге не валяются! И борода эта его, каштановая… Диво, а не борода, очень замечательная, аж бесит. А вот остальные мне лично знакомы не были! Комитет по встрече выглядел довольно колоритно, примерно как участники какой-нибудь «Битвы экстрасенсов».

Здесь присутствовал лысый усатый мужчинка с лицом похабника и алкоголика, и соответствующим обрюзгшим телом, изъяны которого не в силах были скрыть традиционные жупан, кунтуш, и желтые сапоги. Этот не казался слишком опасным, не то что его сосед — худой, седобородый похожий на какого-нибудь волхва-кудесника старик. Страшный дед приближался, опираясь на резной посох, сверлил меня своими глубоко посаженными очами, и полы его роскошной шубы, может быть даже собольей, волочились по пыльному полу серверной.

И дама. Тут еще была дама! Она, пожалуй, показалась мне самой интересной: взрослая, зрелая, но очень красивая, ее черные глаза так и лучились энергией, а вся затянутая в бежевый тренч и изящные сапожки фигура источала сумасшедшую женскую силу. Менталист, что ли?

— Все-таки — подстава, — вздохнул я, внутренне холодея, но при этом стараясь держаться молодцом. — Скучно, однако. Что делать будете: убивать, пытать, шантажировать?

— Поглядите на него! — каркнул лысый усач испитым голосом. — Он храбрится! Ну-ну, сейчас-то мы тебя за вымя возьмем!

— Себя за вымя возьмите, — посоветовал я. — У вас-то оно всяко покрупнее будет, бюстгальтер впору носить! Какой размер ему подойдет, господа, как думаете? Четвертый, пятый?

Дамочка прыснула, лысый зарычал, старик продолжал пялиться на меня своими глазищами, а Гольшанский — тот рявкнул:

— А ну-ка тихо! Что за комедию вы ломаете, Пепеляев? Вы и понятия не имеете, во что вляпались!

Он действительно верил в свои слова. И даже действовал в соответствии с ними. Например, стены и пол поплыли, видоизменяясь, кирпичи, сайдинг, штукатурка, провода и трубы двинулись в мою сторону, закручиваясь в причудливую спираль, пытаясь оплести мои ноги… Все происходило как в фильме ужасов, но, как правильно отметил давеча дракон, вся моя жизнь здесь, на Тверди, соответствовала этому определению. Поэтому строительные материалы и коммуникации, которые создавали вокруг меня что-то вроде ограждения, но не касались ни одежды, ни кожи, нервировали меня не очень сильно.

— Все-таки нулевка, — сказал Гольшанский. Его лицо раскраснелось — Тем лучше. Значит, пане Пац, вы были правы.

Лысый — он оказался Пацем, — кивнул.

— Мы долго думали, как же вы это все проворачиваете. А потом я вспомнил сказочку, знаете… Дурацкая сказочка про крысолова, который с помощью дудочки увел за собой сначала крыс, а потом и детишек из города. Вы ведь нашли Завр, верно? Все ведь совпадает: вы тоже умеете договариваться с тварями, и детей к вам тянет со страшной силой…

— Чего? — я уставился на него с искренним удивлением. — Что я нашел?

Вот уж не было печали! Никогда я так четко не осознавал смысл фразы «с больной головы на здоровую»…

— Бросьте прикидываться, — отмахнулся Пац. — Великий артефакт, с помощью которого вы призываете эту тварь. Вы ведь нашли их вместе — тварь и артефакт, да? Или тварей — несколько? Где вы держите сокровище? В вашей этой дурацкой лопатке? Или — трость? Но сейчас вы без трости… Какая, впрочем, разница? Вы с Завром — как обезьяна с гранатой. Понятия не имеете, что делать, но можете угробить и себя, и других.

— Мы что сейчас, проигрываем дурацкую сцену из кино? — поинтересовался я. — Главные злодеи захватили хорошего парня и рассказывают ему свои планы? Я понятия не имею, что вы тут за танцы с бубном устроили, но готов сообщить вам два абсолютно достоверных факта. Первое: мне кое-что нужно в этой комнате, я заберу это, и выйду отсюда. Второе: любой, кто попробует мне помешать, получит по жопе.

Дама опять прыснула.

— А вы не смейтесь, сударыня, — я погрозил ей пальцем. — Вас тоже касается! Я женщин не бью, но воспитывать — буду. У меня завтра уроки в одиннадцать начинаются, и вы не смеете отнимать у меня даже пятнадцать дополнительных минут сна! Невыспавшийся учитель — это половина учителя! Как вы себе это представляете? Я начну тупить, путаться в терминах, кричать на детей… Нехорошо!

Говоря это, я переступил через поднявшуюся мне до середины бедра конструкцию из кирпичей и арматуры, и двинулся вдоль рядов… Чего-то. Системные блоки? Процессоры? Видеокарты? Я не знаю, что за штуковины, похожие на холодильники и космические корабли одновременно стояли тут стройными рядами. Я не очень-то разбираюсь в компьютерах, так что…

— Стоять! — Семен Гольшанский щелкнул пальцами — и сместился в пространстве метра на три, мгновенно оказавшись со мной лицом к лицу.

За спиной у меня с грохотом обрушилась созданная им конструкция. Я смотрел в глаза этого незнакомого мне человека, и видел в них ненависть и презрение. И знаете что? Мне стало обидно!, Однако, какого беса? Что я вообще ему такого сделал? Я просто живу свою жизнь, а он тут настроил планов и теорий, засрал себе и окружающим головы своим бредом, и я теперь должен терять время и страдать? То им инициации подавай, то Завр какой-то… Так кого угодно можно из себя вывести!

— Что, князюшко, — я вообще-то тоже мог считаться высоким парнем, и мне не приходилось особенно сильно задирать голову, чтобы