– Но здесь ты, а это другое.

– Тебе не нужно спрашивать, чтобы остаться. На ночь, на день, на всю жизнь, сердце мое.

– Давай уедем, – попросила Терин, поддавшись тревоге. – Далеко. В Штиверию или вообще к драконам.

– Прямо сейчас не выйдет, – вздохнул Вейн. – Мастер не отпустит, пока я не закончу с бусами. Он меня из-за них только в ученики и взял, если подумать. Мне ведь нужно будет как-то нас обеспечивать, когда мы уедем? Значит мне нужна профессия.

– У меня есть!

– Не обижай меня, сидеть на шее у женщины бесчестно и недостойно. Потерпи совсем чуточку. Я про сейчас. Осталось сделать всего несколько отверстий для нити. Жаль, той, кому я хотел бы их подарить, больше нет. – Вейн коснулся пальцем своего рабочего стола и, печально и светло улыбаясь, вывел руну “маа”, посмотрел на Терин. – Повернись к столу как следует, дай сюда руку.

Он взял Терин за руку и опустил в чашу с крупными разноцветными бусинами. Одни были идеально гладкие, другие поблескивали множеством мелких граней.

– А теперь закрой глаза, представь, что зовешь меня, как в тот вечер, когда я… едва не потерялся. Смелее… Нет-нет, чуть тише, прошу, – щекотно смеялся Вейн, – как в трубу дунула, тихонько. Представь, что свечу несешь, и она погаснет если… Да, вот так… Чувствуешь?

Терин словно снова оказалась на краю полусна. Совсем не так, как когда она заговаривала зелья или выполняла упражнения, которые задавала делать Анар и от которых мир вокруг выцветал, оставляя ярким только то, чего касалась кровь.

Вейн виделся волшебным существом из света и сверкающих невероятно тонких, непрерывно звучащих струн, одной из которых была она сама. На ней тоже были струны-нити. Какие-то плелись по коже, начиная затейливый узор, какие-то пронизывали насквозь, какие-то были совсем тонкими, как молодые усики дикого гороха, а какие-то вросли давным-давно, с ней еще с тех пор, как Терин девчонкой бегала к ограде странного дома, чтобы посмотреть на живое чудо.

– Слушай, – шептало чудо, – вот так, ладонью слушай. Слышишь?

Она отвлеклась от разглядывания себя и Вейна и сосредоточилась на чаше. Бусины вибрировали. Вейн шевельнул пальцами, меняя их местами и в прежнее звучание добавились новые оттенки. Новое движение и еще одна вариация.

– Нравится?

– Очень.

– Подожди меня наверху. Я недолго.

Все еще пребывая во власти звуков и ощущений, Терин поднялась, скользя ладонью по перилам и прислушиваясь, как отзываются на шаги ступеньки лестницы. Вейн не разрешал делиться с ним, но кто ей запретит поделится с домом, в котором он живет, чтобы берег от дурных снов и тревог?

Вейн застал ее в кухне, перебирающей мелочи.

– Ты как кошка, которой нужно везде оставить свой запах, – улыбнулся он и протянул руку. – Идем, сейчас наше время, а утром я тебя разбужу, мы будем встречать новый день и я сыграю тебе “Рассветную песню”. Я слышал однажды, как отец играл ее маме. Очень красиво.

Разве можно устоять, когда так зовут и, еще не дойдя до спальни, начинают целовать, отчего дыхание перехватывает, а все до единой струны начинают петь нежностью и желанием быть?

Но рассвет не успел. В этот раз тьма оказалась не только быстрее, но и сильнее.

– Теперь я посмеюсь, тварь, – улыбаясь, сказал Арен-Хол, силой удерживая Терин перед собой, острый край флейты упирался ей под подбородок, причиняя боль.

Только что она была счастлива до безумия, обнимала, любила, гладила родные руки и таяла от ответных ласк, а теперь ее тела, груди, едва прикрытых легкой сорочкой, касаются чужие грубые руки, от которых по коже колкий озноб и сердце немеет от холода.

– Не плачь, свет мой, не плачь, все хорошо, только не плачь, – тепло улыбался Вейн, замерев в паре шагов, не смея шевельнуться, и сиял, но сияние дрожало, дробилось на блики и дрожало, как свет сквозь залитое водой стекло.

Край флейты сильнее вдавился под горло. Голова дернулась вверх, скопившаялся в уголках глаз вода пролилась. И Вейн безропотно дал набросить на себя сеть из цепей с темными и мерцающе-серебристыми звеньями, застегнуть на руках жутковатого вида изобилующие рунными знаками кандалы, а на лицо надеть железную маску.

– Прости за грубости, милая, я старался аккуратнее, – сказал Арен-Хол, убрав флейту и чуть склоняясь, бережно коснулся губами виска Терин. – Со слезами прощания немного перебор, но вышло хорошо, так что я даже прощу тебе постельные шалости с этим ублюдком. Набрось на себя что-нибудь, тебя отвезут домой.

Вейн продолжал смотреть. Терин казалось, что там, под маской, он продолжает улыбаться. И свет был. Только тепла не стало.

7

Немного до. Леве-мар, дом рода Ливиу.

– Мы ничем не можем вам помочь, светен Арен-Хол. Рады, что сочли нас достойными. Доброго дня, – разноглазый кряжистый ведьмак, даже внешне похожий на полярного филина своими коротко стриженными и чуть торчащими седыми волосами, не пустил в дом дальше порога. Хорошая шутка. И жаль, Арен-Хол считал Вериута Зога Ливиу более лояльным.

– Погодите, задержите вашего гостя, – раздался вдруг глубокий низкий женский голос, от которого Арен-Хол моментально покрылся мурашками, как рядом с очень сильным темным истоком. С лестницы в холл спустилась невысокая, но гармонично сложенная молодая женщина со строгой прической в закрытом темном платье.

– Темна Двирен, – Арен-Хол уважительно поклонился. Застать в доме Ливиу жрицу Изначальной все равно что выиграть партию в сферы с помощью оставшейся в игре «биты»[1]

– Ксилла? – удивился ведьмак. – Я думал вы уехали с Лукацем в Нодлут.

– Ваш сын слишком торопился, а я затянула с наведением красоты. Светен, – губы Ксиллы Ренаты Двирен, тронула чрезвычайно обаятельная улыбка, – Арен-Хол меня отвезет.

Арен-Хол не только отвез, но и получил то, за чем приезжал в Леве-мар, пусть и не от ведьмы. Темна долго рассматривала ленту, спрятав в ресницах удивительного цвета глаза: синие, но такие темные, что их легко было принять за черные, пока свет не падал определенным образом.

– Время упущено и вы почти все затерли своей силой, но первая хозяйка ленты, оставившая в ней свой волосок, связана с вами.

– Как именно, темна?

– А разве вы сами не почувствовали, мастер-изгоняющий? При первой же встрече? Между вами смерть. Я точно знаю, что Мать Всего взглянула