— Уважаемый! — вновь обратилась к торговцу Катерина. — Нас интересуют испорченные дыни. У тебя должны были остаться, я уверена. Мы купим их у тебя по цене одной нормальной дыни. — Она показала ему палец. — Одной, понял? Но только если на них есть плесень!

Торговец задумался на мгновение, произвел в голове какой-то подсчет и сразу зычно крикнул кому-то вдаль. К нему тут же подбежал мальчишка лет пятнадцати в таком же полосатом халате и занял его место за прилавком. А сам торговец направился куда-то меж рядов, поманив нас за собой рукой.

Мы двинулись следом, выбрались за торговые ряды и вскоре оказались у большой повозки, обтянутой серой парусиной. Из-под колес торчали деревянные клинья. От повозки пахло сладостью и забродившим соком. Внутри сидела сильно загорелая женщина с двумя детишками, мал мала меньше.

Недолго думая, торговец запрыгнул в повозку, они с женщиной перекинулись парой фраз на своем языке, а затем торговец вытащил наружу изрядно намокший снизу мешок, в котором что-то лежало.

— Дыни! — объявил торговец, глядя на Катерину. — Сладкий, как твой голос.

— Да слышала я это уже! — Катерина заглянула в мешок. Хмыкнула. — Плесень есть. Годится. Алешка, дай ему монетку!

Расплатившись с довольным торговцем и забрав у него мешок, мы вернулись к своему экипажу. Гаврила здесь уже жевал пирожок с капустой, перепачкав жиром свою рыжую бороду. Бросив мешок с дынями ему под ноги, я помог Катерине взобраться в экипаж, а затем и сам сел рядом.

Путь к особняку графа Румянцева был неблизким, потому я решил сперва заехать домой, оставить там Катерину с ее гнилыми дынями, а затем уже отправляться по служебным делам. Так мы и поступили. Правда, мне пришлось еще раз сбегать на рынок и купить бутылку уксуса и узелок рыбной муки, но на этом с покупками было покончено, и мы пустились в обратный путь.

По дороге я все-таки не выдержал — уснул, сложив голову Катерине на плечо. Она и не возражала. Так и добрались до дома.

Проводив Катерину, вместе с ее дынями и прочими дарами Финского рынка, я велел Гавриле отвезти меня в особняк Румянцевых. По пути снова задремал, но это пошло мне только на пользу. Хоть какой-то отдых, а то сознание у меня уже порой само собой отключалось, и я не в силах был распознать, где находится явь, а где сон.

Иной раз казалось мне, что в экипаже рядом со мной сидит куратор Амосов и приговаривает: «А не забыл ли ты, Алешка, что нынче вечером у тебя экзамен по эфирной магии? И потому после заката тебе надобно явиться в дом раджи Матхая Мукержи, чтобы он переправил тебя в условленное место?»

А я отвечал: «Помню, Петр Андреевич, как же не помнить?», хотя понимал, что сейчас нахожусь в своем экипаже и направлюсь в особняк графа Румянцева, и никакого Амосова рядом со мной быть не может.

Но второе видение мне понравилось гораздо больше. Потому что привиделась мне на этот раз Катерина. Одета она была не голубое платье с туго затянутым корсетом, а всего лишь в полупрозрачный розовый пеньюар, сквозь который я почти видел округлые контуры ее девичьих форм. На груди он слегка оттопыривался ее напряженными сосками, но, ниспадая ниже, прилипал к животу, так что была видна затененная впадинка ее пупка. А в просвет между стройных ног, повторяющий очертания внутренней стороны ее бедер, я даже заглянуть боялся. Потому как сердце у меня вдруг принялось долбиться в грудную клетку с такой силой, будто и вовсе пыталось выскочить наружу.

«Что ж ты, Алешка отворачиваешься от меня? — говорила Катерина баюкающим голосом. — Отчего смотреть больше не хочешь? А может ты думаешь, что встретишь кого-то, кто будет для тебя более желанной? — Тут я услышал ее мелодичный смех. — Нет, Алешка, не встретишь!»

И внезапно оказалась совсем рядом со мной, лицом к лицу. Я даже почувствовал ее запах — очень женский, настоящий, возбуждающий. Она нежно погладила меня по щеке. Потом еще раз погладила. А потом вдруг схватила за плечи и встряхнула так, что у меня голова заболталась.

— Барин, чтоб тебя! Проснись, приехали уже! Эк тебя разморило-то…

С трудом разлепив глаза, я увидел перед собой озадаченной лицо Гаврилы. Запах Катерины моментально улетучился, остался только табачный Гаврилин дух.

— Ну слава тебе, господи, очнулся!

Растерев лицо, я высунулся наружу и осмотрелся. Особняк Румянцева располагался вдоль набережной Невы и был самым настоящим белокаменным дворцом в три высоченных этажа. Над широким парадным входом нависал длинный округлый балкон, похожий на челюсть какого-то гиганта.

Желтый шнурок сигнального колокольчика был толстым и очень жестким, словно и в самом деле был свит из настоящего золота. Подергав за него, я дождался, когда чопорный дворецкий откроет передо мной украшенные множеством узоров двери.

— Сыщик сыскного приказу Алексей Сумароков, — представился я. — С опросом о происшествии, случившимся вчера на ассамблее в усадьбе князя Бахметьева.

Дворецкий без лишних вопросов пропустил меня в дом, проводил к огромному пустому камину, у которого расположилось несколько шикарных кресел, ничем не хуже тех, что стояли в кабинете государя-императора. Промеж кресел притаился столик, столешница которого была сплошь усыпана мельчайшими рисунками, рассматривать которые можно было бесконечно.

Я сел в одно из кресел, и дворецкий сразу удалился. Ждать пришлось недолго. Уже скоро я услышал звонкий цокот шагов по холодному мрамору пола и увидел приближающуюся ко мне через длинный зал женщину лет двадцати семи — тридцати. Длинные русые волосы ее были скручены в спираль и небрежно уложены на самой макушке. Лицо ее было бледным, но вовсе не выбеленным, как это любили делать некоторые модницы при дворе — бледность эта была естественной, и ее даже пытались скрыть румянами на скулах.

Была ли она красивой? В другое время я мог бы сказать, что это несомненно так, но сейчас лицо ее было настолько сникшим, серым и каким-то безразличным, что сказать подобное у меня не повернулся бы язык.

К тому же дама была в положении, причем явно на одном из последних месяцев, а потому надето на ней было просторное платье без всякого корсета, которое совсем ее не красило, а делало слегка похожей на куклу, какие надевают сверху на самовары.

Несомненно, это была вдова графа Румянцева, и теперь я понимал по какой причине она вчера не явилась на ассамблею вместе с