Подпрыгнув, Эван выскочил наружу, закрывая за собой потайную дверь. Когда он выбежал из спальни в коридор, там стоял Питер. По его руке стекала кровь.

На полу у его ног валялась упавшая с креплений на стене катана, наполовину извлеченная из ножен.

– Простите. – Мальчик, стараясь не заплакать, обхватил большой палец рукой. – Я просто хотел посмотреть.

Эван опустился на колено.

– Покажи руку.

На большом пальце кровоточила царапина – лезвие едва его коснулось. Учитывая то, каким острым был этот меч, было счастьем, что мальчик не лишился пальца.

Эван отвел Питера в ванную, промыл его рану холодной водой, а затем вытер ее бумажным платком. Положив окровавленный платок в раковину, взял из шкафчика с лекарствами тюбик суперклея.

– Вы собираетесь склеить мне рану?!

– Да.

– А если мне захочется почесать щеку и палец приклеится к моему лицу?

– Тогда будешь ходить так до конца жизни.

Питер с тревогой в глазах посмотрел на Эвана, затем его лицо расслабилось.

– Ха-ха. Уверены, что так можно делать?

– Поверь мне, – сказал Эван.

Питер последовал его совету.

– А у вас нет пластырей с маппетами? – спросил он потом, разглядывая рану.

– Нет, – ответил Эван.

Они вернулись в коридор к упавшему мечу. Деревянные ножны были украшены саягаки – клеймом давно покойного сенсея. Клеймо разрезала надвое трещина. В стране было лишь три человека, которые могли бы восстановить эти ножны, и, к счастью, один из них жил в Марине. Эван присел на корточки и провел по трещине пальцем. После завершения миссии нужно будет съездить на север и починить ножны.

– Простите, – сказал Питер. – Просто делать домашку скучно.

– Могу себе представить. – Эван поднял меч и вернул его в крепления.

– А что это? – спросил Питер.

Катана девятнадцатого века, идеально выкованная, с формой хамона – лезвия – чоджи-мидаре. Бохи и сохи, балансирующие меч, сделаны вручную, полировка сашикоми, золотое яблоко на рукояти.

– Меч, – ответил Эван.

Он провел Питера обратно к кухонному столу, затем взял катану, отнес ее вниз, на парковку, и спрятал в потайное отделение в кузове пикапа. Ремонт ножен будет ему наградой за завершение миссии.

Когда Эван вернулся, Питер растянулся на диване с тетрадкой на груди и спал. Вне всяких сомнений, инцидент с самурайским мечом вымотал его. Эван замер на мгновение, не уверенный, как ему поступить. К счастью, в этот момент зазвонил дверной звонок.

Мия, стоявшая на пороге, выглядела уставшей.

– Господи, Эван, не знаю, как мне вас благодарить!

– Все в порядке? – спросил он.

– Настолько, насколько это возможно, – выдохнула она. – А у вас?

– Все хорошо. Только Питер слегка порезал палец.

– Ой. Что случилось?

Эван втянул голову в плечи.

К счастью, Мия, не дожидаясь ответа, прошла мимо него внутрь пентхауса. Ее взгляд метнулся к спящему на диване мальчику.

– Они такие тихие, когда спят, – сказала она.

Мия собрала вещи сына, накинула его рюкзак на плечо, затем подошла к Питеру, чтобы взять его на руки.

– Его невозможно разбудить. Придется просто оттащить его вниз. – Женщина попыталась поднять мальчика, одновременно сражаясь со сползающим с плеча рюкзаком.

– Я вам помогу, – сказал Эван, подойдя к ней.

Они вошли в квартиру 12В. Эван нес хрупкое тельце Питера на руках, сейчас они выглядели в точности, как герои пьеты Микеланджело. Мия тащила свою сумку и ранец Питера. На пороге она сбросила туфли.

– Поможете мне уложить его в кровать? Мне нужно поскорее раздеться. – Осознав, что она сказала, Мия залилась краской. – Не в том смысле. Ну, вы поняли…

– Да, без проблем.

Эван отнес ребенка в спальню и уложил на кровать, оформленную как гоночная машина. Он на мгновение застыл в этой комнатке, пытаясь понять, спал ли сам когда-то так крепко.

Затем Эван вернулся в гостиную. Откуда-то из глубины квартиры доносился джаз Майлза Дэвиса. На дверном косяке кухни красовалась новая наклейка: «Ведите себя так, будто вы – тот, кто обязан вам помочь».

Эван не вполне понял, что это означает.

Он направился к спальне Мии и чуть не столкнулся с ней в дверях. Нервно рассмеявшись, женщина отпрянула. Она переоделась в ночную рубашку, доходившую ей до середины бедра. Они с Эваном стояли так близко, что даже в слабом свете, лившемся из спальни Мии, он различал веснушки на ее носу. Распущенные волосы лезли ей в лицо, и она собрала их в хвост, подняв руку, так что облегающая рубашка немного задралась. Эван почувствовал легкий аромат лемонграсса. Запах ее кожи. Ее запах.

Мелодия затихла, затем послышались слабые звуки рояля.

– Ой, нет! – встрепенулась Мия. – Только не Оскар Питерсон. – Она слегка покачивалась в такт музыке. – Однажды в колледже я забрела на пару по психологии. Лекция была посвящена медитации. Вы когда-нибудь медитировали?

– Бывало.

– Преподавательница попросила нас разбиться на пары и задавать друг другу один и тот же вопрос, снова и снова: «Что делает тебя счастливым?» Только этот вопрос, опять и опять. А потом мы менялись. Когда очередь дошла до меня, я ответила: «Гимн свободе». Вот эта самая песня. Вы только вслушайтесь, как играет рояль.

Мия перенесла вес на одну ногу и опять распустила волосы. Из-за завитков виднелась родинка на виске. Мия смотрела Эвану прямо в глаза.

– Сыграем?

– Конечно.

– Что делает тебя счастливым?

«Стрельба из снайперской винтовки», – подумал Эван.

– Собаки. Особенно родезийские риджбеки.

Мия хмыкнула.

– Что делает тебя счастливым?

«Парирование двумя руками в джиу-джитсу», – подумал Эван.

– Французская пшеничная водка.

– Что делает тебя счастливым?

На этот раз не было разрыва между его мыслями и словами.

– Твои веснушки.

Рот Мии приоткрылся, она отпрянула в комнату, решила сказать что-то, но осеклась.

– Ты хочешь, чтобы я ушел? – спросил Эван.

– Нет.

– Ты хочешь, чтобы я остался?

– Да. Да, хочу, да.

Она шагнула к нему, а он – к ней. Ее руки обвили его шею, скользнули по щекам. Их губы слились в поцелуе. Мия прижалась к Эвану всем телом: голова запрокинута, вьющиеся волосы нежно струятся между его пальцев. Эта мягкость губ… Мия прижалась лбом к его лбу, прекратив поцелуй.