– Ты не катастрофа.

Он издал горький смешок.

– Катастрофа, небольшая. Признай это.

– В таком случае… мне, по всей видимости, нравятся катастрофы.

Магнус наконец посмотрел на меня.

– Даже после того, каким дураком я был, я все еще нравлюсь тебе?

– Ты не дурак.

– Андромеда, не будь столь великодушна. Лучше говори честно.

– Я и говорю честно. – Помедлив, я резко встала, сердце бешено колотилось в груди. – Э-э, да. Что ж. Впереди нас ждет насыщенная ночь. Надо бы вздремнуть немного.

При этом я не ушла. Кто из нас и был дураком, так это я: я не могла говорить и в то же время не могла оставить его. Трудно представить, что он, должно быть, подумал обо мне: разыскивала его лишь за тем, чтобы потом сбежать.

Он встал рядом со мной; мне хотелось наслаждаться его умиротворяющим присутствием, упиваться теплым ароматом и одновременно упасть замертво.

– У тебя так много шрамов, – пробормотал он. Я повернула голову и увидела, что он рассматривает мои руки. – Ты говорила, что обучение у Джембера было жестоким, но я и подумать не мог…

– Это жизнь жестока, Магнус. Мое обучение к ней не имеет никакого отношения. – Из-за близости к камину ткань свитера немного колола кожу, но я все равно натянула рукава на свои изуродованные шрамами ладони. – Когда я была моложе, Джембер наказывал меня, потому что не знал иного способа воспитания. Но ни разу не причинил боли, от которой я не смогла бы оправиться или которая не преподнесла бы мне важного урока выживания.

– То, что он причинял тебе боль, уже само по себе отвратительно. Как можно так поступать с ребенком.

– Тебя в детстве никогда не били?

– Редко. И уж точно не оставляли на мне шрамов. – Он выглядел так, будто сейчас заплачет. Я ахнула и на миг закрыла глаза, когда он провел мягкими подушечками пальцев по шраму на моем лице. – Эт-то он сделал?

Внезапно смутившись, я убрала его руку и отвернулась, чтобы он не видел моего лица.

– Мои сверстники напали на меня за то, что я вступилась за одного человека. У одного из них, видимо, был нож – они били меня так сильно, что я даже не помню, когда это произошло. Только знаю: если бы Джембер не появился вовремя, я была бы, скорее всего, мертва.

– Ты о нем высокого мнения. – Трудно сказать, был ли это вопрос или утверждение. Судя по выражению его лица, Магнус тоже в этом сомневался.

– Нет. Ну… – Я мысленно нахмурилась. – Он довольно мерзкий человек. Если бы мне пришлось назвать хотя бы одно его хорошее качество, не связанное с работой, я бы не смогла этого сделать. Но он мне небезразличен. И я готова защищать его ценой своей жизни. – Я села на свое обычное место, чтобы унять зуд, вызванный близостью огня… и чтобы быть подальше от Магнуса, когда тот захочет снова ко мне прикоснуться. Находиться рядом с ним было просто невыносимо. – На мой взгляд, у него все-таки есть сердце, пусть он и не любит этого показывать. Приятно думать, что он купил меня у моих родителей, дабы избавить от ужасных людей. Что он заботится обо мне так же, как я забочусь о нем.

– Твои родители продали тебя? – Я еще ни разу не видела, чтобы известие о до сих пор процветающем рабстве могло настолько кого-то потрясти. Магнус рухнул в кресло, словно на него свалилась вся тяжесть этого мира. – Чудовища. Все отцы… чудовища.

– Твой отец был проклят. Он не выбирал свою судьбу.

– Зато он нанял человека, чтобы тот убил его, и оставил меня разбираться с его ошибками. Даже если он и не был чудовищем, то хорошим человеком его точно не назовешь.

– Ты знал своих родителей. У тебя есть люди, которые любят тебя и делают все возможное для спасения твоей жизни. Тебе очень повезло.

– Как ты можешь в такой ситуации сохранять оптимизм? Твои родители продали тебя, как товар. Вырастивший тебя человек жестоко с тобой обращался. Тебе точно не нужно выпустить пар? Тут только мы, Андромеда. Необязательно притворяться, будто ты хорошо относишься к людям, причинившим тебе боль.

– Я не могу этого изменить. Что прикажешь мне делать – жаловаться на них?

– Я бы так и поступил.

– Джембер научил меня жить в соответствии с правильными принципами выживания. Один из них – обоснованный оптимизм. Если я стану замечать в своей жизни не только хорошее, но и плохое, то с большим перевесом плохое победит. Мой дух, моя воля к жизни иссякнут и умрут. Именно поэтому я предпочитаю быть благодарной за то немногое хорошее, что у меня есть. Я выбираю надежду.

На некоторое время мы погрузились в молчание.

– Я тут заметил… – Магнус потер лицо, будто собирался сказать что-то неприятное. – Ты очень напряжена, когда мы прикасаемся друг к другу. Еще один правильный принцип выживания?

– Я и не подозревала.

– Ну… – Он легонько усмехнулся. – Только не во время поцелуя.

Меня вдруг крайне заинтересовала маленькая царапинка на ручке кресла – я надеялась, что свет камина скроет мой румянец. Он так сказал, будто собирался прямо в эту секунду меня поцеловать. И я, да простит меня Бог, больше всего на свете хотела ощутить вкус его губ.

Магнус наклонился в мою сторону, его рука легла на столик между нами.

– Если хочешь, чтобы я сразился с Джембером, я готов.

Я едва заметно ухмыльнулась.

– Он точно тебя убьет. Когда дело доходит до драки, он забывает о морали.

– Он подлец, лишивший тебя простой человеческой любви, так что попробовать стоит.

– Любовь не так важна, когда всю жизнь прожил без нее, – сказала я, наконец набравшись смелости взглянуть на него. – К тому же ты его не знаешь, так что не смей обзывать. Он воспитал меня. Я выросла хорошим человеком. Поэтому держи язык за зубами.

Он хитро поднял брови.

– А что я получу взамен?

Я почувствовала, как жилка на моем виске забилась.

– Я уже очищаю твой замок от проклятия. Так что больше ничего тебе не должна.

– Помимо этого нужно что-то еще, потому что я тоже плачу тебе за работу.

– Мне так и хочется врезать тебе по лицу. Но я не могу.

Чем дольше он смотрел на меня, тем прямее становилась моя спина. Нас разделяли подлокотники двух кресел и стол, однако мне казалось, будто мы находимся вплотную друг к другу. Мне следовало встать. И уйти. Не потому, что я боялась, а… Боже мой. Почему я так дрожу? Вовсе не такой реакции я от себя ожидала.

– Не смотри на меня такими греховными глазами, – произнесла я как можно более холодным тоном.

– Греховными? – Он нагнулся вперед, на миг уставившись на огонь, а потом снова перевел взгляд на меня. – С каких это пор желать другого человека считается грехом?

– Желать… – У меня отвисла челюсть. Он ведь не сказал того, о чем я подумала… – С каких пор? Да так считалось всегда. Это называется похоть.