Я вернулась к только что нарисованному портрету и уставилась на него. Слезы жгли мне глаза, затуманивая взор, поэтому я закрыла альбом и отложила его на приставной столик, чтобы в случае чего не намочить. Несколько раз моргнула, пытаясь прояснить зрение, и сдавленно усмехнулась. Наверное, это была странная реакция – плакать и смеяться одновременно, но я ничего не могла с собой поделать.

– Не плачь. Ты же знаешь, я не умею вести себя в подобных ситуациях… – Сквозь пелену на глазах я увидела, как он отстранился и опустился передо мной на колени… почувствовала тепло его ладоней на своих бедрах. – Андромеда, ты не против? То, что я нарисовал тебя?

– Магнус, – проговорила я, сглатывая ком в горле и вытирая слезы, чтобы лучше видеть его. – Ты рисуешь лишь то, что тебя волнует.

Он улыбнулся, залившись милым румянцем.

– И в твоем случае – то, что люблю.

Долгое время я не могла ничего сказать, мое сердце, точно колибри, трепетало в груди. Я выбралась из кресла через подлокотник, но Магнус догнал меня и, поймав за талию, притянул к себе.

– Древние греки верили, – начал он, – что раньше люди рождались с четырьмя руками, четырьмя ногами и двумя лицами. Но один ревнивый бог разорвал их пополам, вынудив бродить по земле в поисках недостающей половины своей души.

– Ужасающая картина, – ответила я, стараясь не поддаваться панике. – И ошибочная теория. Мне кажется, достигнув определенного возраста, тебе для выживания уже не требуется какой-то определенный человек. Я это делала одна на протяжении многих недель.

– Речь идет не о выживании. А о жизни. Я вот не уверен, что действительно жил до твоего появления. – Он придвинулся ближе, и мое сердце забилось чаще. – А теперь понимаю, что не смогу без тебя. Ты моя родственная душа, весь смысл моего существования.

Не в силах смотреть на него, я остановила взгляд на его плече, обхватив себя руками в попытке унять дрожь.

– Магнус, ты меня пугаешь.

– Я тебя пугаю?

В его голосе слышалось подтрунивание, но я не могла засмеяться, не разрыдавшись.

– Словами о том, что не можешь жить без меня. Твое сердце билось еще задолго до нашей встречи.

– Неужели?

Тон его голоса был таким нежным, таким трогательным, что моя душа разрывалась от переполнявших ее сильных чувств. Ну вот, случилось то, чего я так боялась: слезы непроизвольно потекли по моим щекам.

– Быть может, моя любовь безумная и безрассудная, – быстро продолжил он, – но она настоящая и искренняя. Пожалуйста, поверь мне, это не обман…

– Мне нужно время, – выдохнула я. – Прошу тебя. – И скрылась в проходе между двумя высокими книжными шкафами, чтобы прийти в себя.

Спрятавшись в тени, я прислонилась к книгам и попыталась перевести дыхание. Однако несколько минут спустя послышался перезвон колокольчиков. Магнус, осторожно ступая, обогнул книжный шкаф.

– Андромеда? – Его лицо почти полностью скрывала тень, лишь мерцание свечей, пробивавшееся сквозь щели, озаряло прекрасные очертания. – Мне не стоило признаваться?

– Ты любишь меня? – прошептала я.

Он подошел и заключил меня в объятия. Не имело значения, что я практически не видела Магнуса, его руки, подобно якорю, удерживали меня на этой земле.

– Ты же знаешь, что да.

– Только меня?

– Моя дорогая, – проворковал он, скользнув подушечками пальцев по моим губам, – всегда была только ты. – И прижался ртом к оставленному пальцами теплому следу.

План был предельно прост. Келела будет стоять перед дверью в качестве приманки. Саба позаботится о том, чтобы гиена не смогла выбраться. А я уничтожу ее. За пять минут до Пробуждения каждая из нас заняла свою позицию.

Мы с Сабой встали напротив двери в спальню Магнуса, Келела – чуть позади нас. Я оглянулась на нее: лицо ее было пепельно-серым. Она вся дрожала, но в глазах ее светилась искорка – воли, жизни, решимости. Она собиралась идти до конца.

А конец будет быстрым. Один час. Столько времени мне необходимо, чтобы запечатать Сглаз.

Услышав щелчок замка, я вынула нож. Но это была не дверь в спальню Магнуса – к тому же гиена не смогла бы ее отворить.

– Оставайтесь здесь!

Подбежав к лестнице, я остановилась на верхней площадке как раз в тот миг, когда Пегги открыла входную дверь.

– Пегги, – крикнула я сверху, – Пробуждение через три минуты. Вам нужно запереться в своей комнате.

Она вскинула голову и посмотрела на меня как на досадную помеху, а потом начала медленно подниматься по лестнице. Ее комната была на первом этаже. Зачем она шла сюда?

– Мне нужно проведать Магнуса.

Я сбежала по ступеням, перехватив ее на полпути, и принялась подталкивать.

– Гиена появится меньше чем через три минуты.

Пегги остановилась – сделала противоположное тому, чего я от нее добивалась.

– Ч-что?

– Саба, помоги!

Саба бросилась ко мне и без дальнейших просьб закинула Пегги к себе на плечо.

Не знаю, то ли Саба решила открыться, то ли Пегги подумала, что ее утаскивает какая-то невидимая сущность, но она кричала не переставая. Тем не менее момент был критически важный, да и времени оставалось в обрез, поэтому сейчас в ответ на это я могла только закатить глаза.

– Отнеси ее в мою комнату… нет, в чулан. В конце коридора. Быстрее.

– Келела? – ахнула Пегги, пока Саба несла ее, и издала отчаянный вопль, похожий на крик банши. – Господь всемогущий, что ты здесь делаешь? Уходи отсюда!

Саба, держа орущую женщину в руках, словно пушинку, помчалась в противоположный конец длинного коридора. Чулан, с учетом того, что моя комната была свободна, был не лучшим решением, но мне не хотелось, чтобы она рылась в моих вещах.

– Наверное, это еще не самое странное, что мне доводилось видеть в этом доме, – выдохнула Келела. Судя по ужасу на ее лице, речь шла не о Пегги.

Я вновь заняла свое место перед пораженной Келелой, когда Саба, захлопнув дверь чулана, вернулась к нам. До меня донеслись проклятия, выкрикиваемые Пегги в мой адрес. У нее хватило ума делать это сквозь закрытую дверь.

Потому что большие часы внизу пробили десять.

Бом!

Я сделала глубокий вдох.

Бом!

Еще один вдох.

И так восемь раз – с каждым вдохом я набиралась смелости, пока внутри не осталось ни капли страха.

Когда прозвучал последний удар гонга, в ушах засвистел сильный ветер, а следом послышался шелест простыней. За ними – клацанье и скрежет когтей по дереву. Каждый шаг сопровождался знакомым звоном колокольчиков.