«Конечно, я ему совсем не нужна, — горестно думалаАлександра. — Какое это имеет значение — жена я ему или не жена. В концеконцов, это была моя идиотская идея — пожениться. Я думала, это снимет с менячасть проблем. А теперь появились новые — прошло полгода, а я до сих пор незнаю, кто он…»

Все странные и необъяснимые обстоятельства, которым она непридавала значения — или старалась не придавать, — вдруг всплыли в памяти, ейникак не удавалось прогнать тревожные мысли. Она чувствовала себя пленником восажденной крепости, уверенным в своей обреченности.

Ее муж, французский журналист, приехавший собирать материалдля книги, никаких заметок не делал, записок не писал, дискеты из лэп-топаносил с собой. Несколько раз он летал во Францию «по делам», приставил к нейохрану, пока она была в больнице, да и сама больница, и этот дурацкийсанаторий, наверное, стоили уйму денег! Такое впечатление, что в кошельке уФилиппа лежит неразменный рубль. Или доллар. Конечно, белое кашемировое пальтотак и осталось в мечтах, но они ели, пили, платили за телефон и бензин и вотдаже отдыхать поехали…

Почему весьма небогатый, по его собственному признанию,журналист тратит на нее какие-то немыслимые суммы? Старается усыпитьбдительность? Или что-то проверяет?

А сегодняшняя встреча под покровом ночи у черта на рогах, взаштатном санаторном коттедже с человеком, чье имя не сходит с газетных полос,ежедневно упоминается в новостях, имя, вокруг которого постоянно рождаются иумирают скандалы, сплетни, слухи, которого то обвиняют во всех смертных грехах,то возводят в спасители Отечества, — это выше ее понимания!

Однажды он приезжал в «Останкино». Александра видела егоэскорт и его самого — издали. Его встречал известный политический обозреватель,все лифты были блокированы, лестницы перекрыты, милиция на входе придерживаларядовой телевизионный народ, рвущийся на работу. Был вечер, самое оживленноедля «Останкино» время. Александра несла из киоска булки и сигареты и видела,как он прошел в лифт — стремительно, ни на кого не глядя. Известныйполитический обозреватель, растерявший всю свою вальяжность, забавно трусилсбоку и сзади.

Металлические двери лифта закрылись, и, как по команде«отомри», весь огромный холл вдруг пришел в движение. Все заговорили,задвигались, расслабились, не сознавая того, что несколько секунд находились внапряжении…

Это был первый и, насколько знала Александра, единственныйраз, когда его снимали в студии. Все остальные интервью он давал у себя вкабинете, на фоне флага, герба и вечной зеленой лампы — некоего властногосимвола еще со времен Ильича.

Тем более непонятным и пугающим был его сегодняшний визит, иразговор тет-а-тет с ее мужем, и коньяк, и «ты», и то, что он видел ее послеранения, и десятилетнее знакомство с Филиппом, если только они оба не врали.Кем он был десять лет назад? Кажется, каким-то начальником отдела в научном институтеили что-то в этом роде…

А Филипп? Кем он был десять лет назад? А сейчас он кто?

Международный террорист и продолжатель дела Эрнесто ЧеГевары? Незаконный сын алмазного короля или последнего секретаря политбюро?

У него французский паспорт, он одинаково хорошо говоритпо-русски, по-английски, по-французски и, кажется, даже по-японски, учился вСорбонне, если не врет…

— Алекс! — позвал из спальни предполагаемый международныйтеррорист. — Иди спать. Ты все равно ничего умного не придумаешь, и все твоивыводы — полное дерьмо.

По-русски он говорил теперь даже слишком хорошо. Александрапоняла несмотря на тон, все-таки это была попытка к примирению.

Повздыхав, так чтобы он слышал, она встала и поплелась вспальню. Филипп лежал и читал газету.

— Садись. — Он похлопал по одеялу, как будто она была еголюбимой собакой.

— Все дело в том, что ты мне совсем не доверяешь, — сказалаона печально. — Я нужна тебе только в постели. И все.

— Ты нашла себе новую причину для страданий? — спросил он иотбросил газету. — Все дело в том, что ты мне доверяешь. Вот это в самом делестранно и… неразумно.

Он подтянулся и сел, серьезно глядя на нее.

— Ты живешь со мной и ни о чем не спрашиваешь. Ты заботишьсяобо мне, боишься за меня, и тебе ничего от меня не надо. Ты умная, ты неплохойжурналист, у тебя масса связей — начни ты копать, наверняка раскопала бычто-нибудь. Но ты даже не пытаешься.

— А есть что копать? — дрогнувшим голосом спросилаАлександра.

Она испугалась. Все ее подозрения и гроша медного не стоят,пока они не подтверждены. Подтверждены или опровергнуты. Как же ей хотелось,чтобы они были опровергнуты! Еще одного удара — теперь уже с его стороны — онапросто не переживет. Ей никогда не удавалось хорошо «держать удар»…

— Всегда есть что копать, — с досадой сказал Филипп. — Нодело не в этом.

— А в чем?

— В том, что ты безгранично мне доверяешь. Я ведь могуулететь и не вернуться, и ты никогда меня не найдешь. У тебя даже кредитки моейнет. Я живу в твоей квартире, сплю на твоем диване, а ты даже не знаешь, чем яцелыми днями занимаюсь.

— У тебя своя работа… — неуверенно проговорила Александра:получалось, что она еще и оправдывается.

— И дело не в том, что тебе на меня наплевать, — как быразмышляя вслух, продолжал он. — Дело в том, что ты мне доверяешь. — Филиппвдруг улыбнулся и, вытянув длинную руку, прижал ее к себе. — И это самоеудивительное, что случилось в моей жизни.

— Что «это»? — спросила Александра, замирая от его запаха,от тепла, исходящего от его тела.

— Ты, — ответил он, и они замолчали.

Она всегда раскисала от его случайных нежных слов. Сразухотелось обнять его, прижаться лицом к теплому плечу и ни о чем не думать.Пусть бы он читал, или разговаривал по своему телефону, или дремал передтелевизором. Но минуты нежности случались очень редко, и сейчас ей не хотелосьупустить такое мгновение, потратить его на выяснение отношений, на всякиеобъяснения…

«Мы все обсудим, но потом, потом…» — сказала себеАлександра, боясь спугнуть его любовно-ласковый настрой.

Слишком они разные. Из разных культур, из разных миров. Онбыл так же недоступен ее пониманию, как теория кварков, и никогда не стремилсяпроложить хотя бы шаткие мостки через разделяющую их пропасть. Он почти ни очем ее не спрашивал. Она пыталась было делиться с ним своими переживаниями, ноон или засыпал через пять минут, или отвлекался на телефон и больше к разговоруне возвращался.

Он не имел никакого понятия о том, какие цветы она любит,где проводит время, с кем встречается и чем занимается.