Помнили камни и великую войну. Как служились молебны во славу воинов и во спасение земли русской. Тяжелые были времена, но немножко воспряла, распрямилась церковь. Позже новый лысый лидер страны громогласно заявил, что в восьмидесятом году покажет народу последнего попа. И пошли гулять бульдозеры по обломкам божьих храмов. Службы в церкви кончились. Пьяный бригадир с работягами зацепили тросом колокольню, и трактор снес ее верхушку. Но церковь трогать не стали – слишком много мороки. Там сначала расположился приемный пункт заготконторы, а потом склад удобрений. Но тоже не навсегда. Село хирело. По высочайшему повелению бесперспективные села подлежали уничтожению. С песнями под гитару осваивалась целина, перепахивались степи, российская же глубинка влачила жалкое существование, разваливались дороги, зато строились огромные агропромышленные предприятия. За семь километров от села отгрохали животноводческий комплекс. Народ начал переселяться к нему поближе. Огороды зарастали бурьяном. Заколачивались ставни деревенских хат, истлевали и рушились сами хаты. Но церковь, раненая, разграбленная, униженная, держалась, несмотря ни на что, наполняя окружающее силой и святостью.

Грянули новые времена. Бурьяном стали зарастать уже посевные поля. Однажды приехали бородачи-реставраторы, поцокали языками, постановили, что церковь по-своему уникальна и подлежит реставрации. За ними нагрянула бригада рабочих. Местами подлатали, местами подправили здание, чтобы не рухнуло, и исчезли без следа. Время от времени появлялись еще какие-то люди. И порой весьма странные. Как сейчас – несколько человек, приехавшие на двух легковых машинах и одном микроавтобусе…

– Неплохая церквушка, – сказала Лиза, поглаживая себе щеку сорванной травинкой.

– Тьма таких развалин, – презрительно махнул рукой Яго, который забрался в эту тмутаракань не для любования памятниками архитектуры и пасторальным пейзажем. – Так, – он развернул схему, распечатанную на лазерном цветном принтере, присел, положил схему на колено и ткнул пальцем в нее: – Колодец. Вон он, обрушился весь. Туда можно попасть через него. Но копать надо. Э, Центнер, будешь копать? – обернулся он к шоферу.

– Можно и копать, – вяло произнес Центнер, которого перспектива физического труда удручала.

– Второй ход – через подвал. Это полегче. Центнер, Лом, берите фонари, инструмент и за мной.

От фресок внутри не осталось ничего. Только сверху грустно взирал почти весь осыпавшийся лик Спасителя.

– Смотри, сюда еще ходят, – Лиза кивнула на догорающую свечку, язычок пламени которой метался на сквозняке.

– В деревне в некоторых домах еще живут, – сказал Яго.

– Старушенции, – поддакнул Лом. – Им на кладбище ползти пора, а они бога еще о чем-то просят.

В подвале было затхло и сухо. Желтые кружки фонариков выдергивали из темноты беспорядочно наваленный хлам – мраморные осколки, оставшиеся от ограды металлические штыри, кумачовый плакат «Советский народ – строитель коммунизма», истлевшие бумажные мешки из-под удобрений. Запах химии так и не выветрился за долгие годы запустения. Лиза зябко передернула плечами. Заброшенные строения вообще вызывают тревогу, а церкви почему-то особенно.

– Здесь, – сказал Яго, луч фонарика выхватил заваленный ящиками и строительным мусором угол. – Если пионеры до нас не постарались.

– Хы, – Центнер воспринял эти слова как шутку.

– Черт, – нога Яго провалилась куда-то, он выдернул ее и отряхнул брючину. – Чего смеешься? Когда я был пионером, любимое занятие наше было – лазить по заброшенным церквям. Искали клады.

– Находили? – спросила Лиза.

– Гнутое кадило, несколько медных ручек от сундуков и пару разбитых икон.

– С тех пор и ищешь все?

– Ищу, – кивнул Яго. – Ну, за работу. Разгребайте.

Центнер методично, как бульдозер – мощно и неуклюже, – начал разбирать завал. Ему вяло помогал Лом. Заняло это минут десять. За завалом был тяжелый люк.

– С богом, – Яго откинул крышку. За ней шли покатые ступени.

Кто и зачем вырыл здесь катакомбы? Неизвестно. Но кому-то в стародавние времена они понадобились. Внизу было тесно и не хватало воздуха.

– Здесь, – сказал Яго. – Кладка новая. Поднажмем.

Гориллы работали неумело, но напористо, и вскоре кладка провалилась. В открывшейся нише лучи фонарей высветили прикрытые брезентом ящики.

– Нашли, – выдохнул Яго.

Три ящика были извлечены наружу и разложены в церковном дворе. Яго руками отодрал с одного из них крышку. Внутри в целлофане и тряпье лежало старинное серебро.

– Коллекция Рубинштейна, – удовлетворенно хмыкнул Яго. – Посмотрим, что там, – он рванул крышку следующего ящика, но она не поддавалась.

– Потом откроем, – нервно произнесла Лиза. – Мне здесь как-то не по себе.

– Помолчи, принцесса, – голос у Яго сел, в нем ощущалось сдерживаемое, на грани безумия возбуждение. – Центнер, монтировку!

Доски затрещали и поддались. В этом ящике лежали иконы.

– Принцесса, это Спас северной школы. Таких в мире остались считаные единицы. Пять лет назад ушел из музея. Семьсот тысяч долларов.

Он взял следующий лик.

– Из той же коллекции. Похуже – на полторы сотни тысяч тянет.

Солнце клонилось к горизонту и наползало на синюю полоску леса. На фоне зеленого неба чернел силуэт церкви. Свежий резкий ветер дул с реки и колыхал волосы и одежду. Яго крепко, будто боясь упустить, держал в руках икону. Падающие красные солнечные лучи резкими тенями вычерчивали на его лице зловещий оскал. В непокорной яростной позе Яго, в его лице, с одной стороны, и спокойном достоинстве многовекового лика Святителя – с другой – Лизе почудилось мистическое противоборство.

– Пошли отсюда! – нервно крикнула она, ощущая, что ее начинает бить дрожь.

Яго не ответил. Он положил икону и склонился над третьим ящиком. Там тоже были иконы.

– Неплохо, – Яго скинул с себя безумное возбуждение, вернулся с небес на землю и снова вещал обычным снисходительно-спокойным голосом: – Правда, здесь и четверти нет из награбленного Седым. Но еще не вечер. Даст бог, и остальное найдем. Поехали.

Машины тронулись. Яго ожидал, что груз будет объемным, поэтому взял фургончик «Ниссан». Он подстраховался на разные неожиданности. Ценный груз сопровождали вооруженные охранники из частной охранной фирмы, живущей под его крылышком. Были подготовлены даже документы на перевозку груза – слишком все серьезно, чтобы дело испортил омоновский заслон на дороге, который может прицепиться к чему-нибудь. Взял Яго для сопровождения и капитана милиции – из тех, кому досадно жить на одну офицерскую зарплату.

Яго откинулся на заднем сиденье «Линкольна», устало положив руку на колено Лизы.

– Вся дрожишь, принцесса. Замерзла?

– У меня плохие предчувствия.