Макс учил меня в детстве драться, показывал приемы самообороны. Ничего особо из этой затеи не вышло, но кое-что я запомнила. Толкаю его, наваливаюсь всем телом, выводя из равновесия. Кусаю его так сильно, что рот наполняется кислой кровью.

Мы падаем и между нами завязывается борьба. Я наношу удары вслепую, пытаясь отобрать пистолет, чтобы он не застрелил больше никого. Мужчина намного сильнее.

Каин пытает помочь и наваливается рядом, но незнакомец наносит удар ему прямо в лицо, отправляя в нокаут. Бедный друг, ему постоянно достаётся. Через пару секунд прилетает и мне сильные удары в голову и живот, заставляя согнуться и отползти в сторону.

Жутко больно.

Мужчина поднимается на ноги, сплевывает на пол и смотрит на меня с презрением, после чего замирает и отшатывается, практически падает на пятую точку. Его лицо охватывает судорога, мышцы непроизвольно дергаются от страха.

Не сразу понимаю, что он смотрит не на меня, а как будто сквозь. Что же его так напугало? Мое окровавленное лицо?

Этот безумный взгляд заставляет оглянуться назад, предчувствуя что-то нехорошее.

— Боже. — всхлипываю я, прикрывая руками лицо. Судорожные спазмы скручивают всё тело. — Папа!

Мир блекнет. Останавливается время.

Все пространство комнаты занимает высокая фигура отца в джинсах и рубашке, он напоминает ковбоя. Чертовски устрашающего ковбоя, недовольного тем, что кто-то поспел обидеть его единственную дочь.

— Лука… — мужчина явно ошарашен не меньше. Он отползает к стене.

Папа двигается бесшумно, мягкой поступью пересекая комнату и оказываясь рядом с мужчиной, он поднимает его за шкирку, и стискивает его шею своей ручищей, вдыхает его запах и сквозь зубы говорит:

— Я бы выпустил кишки тебе прямо здесь, если бы не дочь.

Устрашающий голос заставляет обхватить руками плечи. Папа одним голосом превращает человека в пыль. Невозможно поверить, что этот человек читал мне сказки на ночь и называл меня «Цыплёночком».

— Алёна! — меня окутывают голос матери одновременно с руками. Она подлетает ко мне и обнимает крепко, целуя в ухо, как умеет только она. Объять худыми руками так, словно меня завернули в одеяло. Тепло её сердца растапливает лёд. Внутри меня ломается барьер, который держал эмоции все эти дни. Лавина накрывает с головой.

Я просто начинаю кричать, испытывая что-то дикое, жгучая боль раздирает грудную клетку. Я обхватываю ее, зарываясь носом в ложбинку на шее, не сразу замечая, что не могу найти ее волосы.

— Мама! — слёзы текут рекой, заливая все вокруг. Я больше ничего не замечаю, сажая голос истошным криком. — Мамочка!

— Я так рада тебя видеть, Солнышко. Ты такая молодец. Какая же ты сильная у меня выросла. — она гладит меня по голове, стараясь успокоить. Пока мы сидим, Папа выносит мужчину из комнаты и забирает раненого Каина. Он действует быстро и отлажено. Все это время мы с мамой сидим на полу, я не могу выпустить ее. Кажется, если я отпущу ее, она снова пропадёт. Самый потрясающий запах в мире — запах мамы.

Не знаю сколько мы так сидим, но через какое-то время Папа возвращается, садится рядом, подтаскивает меня к себе на руки, как в детстве и целует в макушку.

— Цыплёночек. — его голос такой родной и убаюкивающий расслабляет. — Мы так по тебе скучали.

— Где Вы были? — только сейчас замечаю, что Мама очень сильно похудела и на голове короткий ёжик вместо длинных локонов. У меня спирает дыхание. — Мама?

— Мы немного задержались в Монако после пожара. Сейчас все хорошо.

— Не нужно говорить со мной, как с маленьким ребёнком.

— Спиши, пожалуйста, все на то, что мы очень устали после перелёта. Поговорим о делах попозже.

— А где Макс? — я резко вскакиваю на ноги, осознавая, что его нет. Испуганно смотрю на родителей. Мама пытается подавить улыбку и опускает глаза, словно все знает. — С ним все в порядке?

— Он внизу. — хрипло говорит отец, дотрагиваясь взглядом до самой души. Нервно прикусываю губу, понимая, что вся как на ладони. И сейчас его пытливые глаза ищут ответы на свои вопросы. Он вздыхает, кривится и тихо говорит: — Беги уже к нему.

***

Я не сразу прихожу в движение, немного смотрю на отца, которого явно коробит мой вопрос. Не выдерживаю, внутри меня зудит страх, что он может быть ранен. Максу нужно беречь спину, а он скачет как горный козел по горячим точкам.

Вылетаю в зал, сразу замечаю его высокую фигуру у входа рядом с Кириллом. Мужчины о чем-то говорят и курят. Макс стоит широко расставив ноги, скрестив руки. На нем та самая кожаная куртка, которую я накинула в гостинице в Монако. Интересно, на ней остался мой запах?

Замираю, не зная, как себя вести теперь с ним. Просто поздороваться и броситься на шею?

Просто стою за его спиной, рассматривая аккуратный кантик на его затылке. Слежу за тем, как бугрятся мышцы, когда он вздыхает или разговаривает.

— Ты долго будешь стоять так? — он говорит мне, не оборачиваясь. От его голоса у меня пробегают мурашки по коже. Такой тёплый и властный. Пожимаю плечами, не издавая и звука, не находя в себе силы сказать и слова.

Макс оборачивается всем телом, мы оказываемся лицом к лицу. Стоим напротив друг друга в нескольких метрах. Ощущая, как воздух раскаляется и нас начинает притягивать друг к другу вопреки доказанным законам физики.

— Ладно, я пойду к Каину, его будет латать сейчас Алан. Ничего серьезного, но это первое его пулевое ранение. — Кирилл решает устраниться, чтобы не мешать нам. На его губах играет улыбка. Я очень благодарна ему за это.

Макс делает шаг и я срываюсь к нему навстречу, перепрыгивая через диван и не говоря ни слова, но внутри — я визжу от счастья. Бес подхватывает меня на руки и кружит, крепко сжимая своими сильными руками. Он стискивает меня сильно и нежно, до боли с любовью. Так страстно обниматься умеет только он.

— Я слышал, что ты проявила себя героически, мой Аленький цветочек. — он останавливается и осторожно проводит рукой по моему лицу, где начинают проявляться царапины. В глазах мелькает ярость, нездоровая реакция охватывает все его существо, пробуждая бесов. Хватка становится жёстче, пальцы впиваются в мою плоть сильнее. — Тебе больно, малышка?

— Ни чуть. — лукавлю, потому что ссадины болят, но рядом с ним мне хочется быть смелее и сильнее, чем на самом деле. — Как ты?

— У неё родители считаются погибшими, а она переживает за здорового кабеля. — голос отца заставляет меня отшатнуться от Макса, но его руки удерживают меня прижатой к его мускулатуре. Его ничуть не смущает, что мы обнимаемся.

Позади нас стоят родители. Мне становится неудобно, как им объяснить все? Поймут ли они?

— Не ревнуй, Лука. — Макс сужает глаза и усмехается. Так дерзко разваривать с отцом может только он, потому что они оба равны. Два сильных мужчины, способных на все. У них похожи голоса и интонации, словно Макс сын моего отца, а не я.