Открываю глаза и рассматриваю белоснежный потолок. За то время, пока они обсуждали происходящее, у меня было время все обдумать и принять решения.

Последние годы Лука стал постепенно передавать бразды руководство мне, как своему приемнику. А последние события укрепили моё положение и доказали, что я справлюсь. Да и мой характер никак не располагал к подчинению. Нет сейчас все было подругу. В опасности была вся семья, и Лука не мог все выпустить из своих рук, доверившись исключительно моему чутью. Тем более, ему трудно было привыкнуть к тому, что Алёна теперь была со мной.

— Нам нужно уехать из посёлка. — без предисловий начинаю я.

— Тоже так думаю. — соглашается Лука, закуривая и протягивая сигарету мне. Лениво встаю и сажусь напротив него, принимая её. — Любой из наших сейчас может быть предателем. Любой.

Его многозначительный взгляд давит, рассказывая намного больше, чем сам собеседник. Хозяин доводит нас до критического состояния. Скоро мы будем сомневаться в друг друге.

— Мы переедем в мою квартиру на Кутузовской. Про неё мало кто знает. Там безопасно.

— Мы? — Лука приподнимает одну бровь, стискивая сигарету пальцами чуть сильнее, чем нужно. Его раздражает все, что неконтролируемо им; но я в не зоны его контроля. — Ты уже все решил?

— Мне нужна неделя отпуска, хочу обустроиться на квартире. Проследить, чтобы Алёна купила все, что ей нужно, устроить ее в универ и отправить на занятия. Show must go on. — делаю паузу, чтобы дать время обдумать мои слова.

Я и вправду пока лежал, все хорошо обдумал.

Первое, что нужно сделать — начать жить отдельно. Не получится ничего, пока мы будем под одной крышей с Лукой и Алисой. Второе, Алёна должна продолжать жить, получить образование.

Нельзя доставлять Хозяину такое наслаждение.

— Почему его все называют Хозяином? — спрашиваю у Луки. — Очень странное прозвище… Оно должно как-то охарактеризовать его. Хозяин… Что-то рабовладельческое? Он владелец чего-то?

— Я тоже думал об этом. — Лука выдыхает дым, размышляя над моими словами. — Завтра попрошу Захара лично осмотреть твою квартиру, если он даст добро, переезжайте. Если нет, будет необходимо время, чтобы усилить охрану.

— Ты не доверяешь мне?

— Плохо я учил тебя, Макс. Первое и заветное правило: доверяй, но проверяй.

— Даже мне?

— Даже себе самому.

Мы тщательно прорабатываем схему переезда и контрольные точки защиты. Составляем совсем короткий список тех, кому можно довериться. В этом списке не больше десяти имён. И даже они под вопросом.

В комнате Алёны уже темно и ни единого звука, малышка уже легла спать.

Бесшумно открываю дверь, запуская тусклый свет и заходя внутрь. Глаза быстро привыкают к полу мраку.

Она не закрыла дверь, а значит ждала меня. От этого внутри разливается щемящее тепло. Одним своим видом она разжигает и тушит пожар внутри меня.

На белоснежных простынях разметались длинные золотистые пряди хаотичным облачком. Девочка лежала в позе звёздочки, раскинув роки и ноги в разные стороны. У Малышки было невинное выражение лица, на губах играла слабая улыбка, олицетворяющая блаженство. Крошечная и беззащитная. Моя. Сколько я об этом фантазировал?

Мне хотелось бы думать, что в ее сне есть я. Чтобы она из-за меня улыбалась.

Спящий человек так беззащитен и искренен. Мышцы лица расслабляются и показывают истинные чувства. Моя девочка прекрасна. Каждая черточка ее личика изящна, она идеальна.

Боюсь потревожить её сон. Не знаю, сколько я стою и просто рассматриваю детали. Я с закрытыми глазами в любом состоянии могу рассказать о всех ее анатомических особенностях.

Медленно раздеваюсь и быстро принимаю душ, смывая с себя остатки этого дня. Все это время я хотел только одного, остаться с моей девочкой, зарыться в ее волосах и просто вдыхать ее запах. Следующую неделю я хочу провести с ней. Послать работу к черту, и, наконец, насладиться друг другом.

Осторожно залажу под одеяло и притягиваю к себе хрупкое тело. Малышка стала отвергать пижамы, надевая исключительно мои футболки. Ее нежная кожа при контакте с моей начиняет нагреваться, послушно плавиться под пальцами. Чувствую себя дровосеком, очень боюсь причинить ей боль своими лапищами. Она же в моих руках практически хрустальная. Малышка.

Целую её в висок.

Тело наливается свинцом, Вены начинают болезненно гореть, будто в них накачали ртути. Трудно сдерживаться, быть нежным. Хочется вгрызться зубами в нежную шею. Почему она такая тонкая? Почти прозрачная…

Как животное шумно принюхиваюсь, вдыхая ее сладкий аромат. Как же я хочу её… Хочу этой нежной плоти… Уже столько лет я мучаюсь от дикого голода. Жажды. В висках стучат барабаны. Она прижимается всем телом, а я не могу сделать того, о чем мечтаю.

Не сразу. Ни как голодное животное. Пошлый извращенец. Нужно выдержать норму, дать ей время. Сколько там считается нормой? Сколько будет норма в нашем случае?

Обычно что-то говорят про три свидания. Нам нужно устраивать эти свидания?

Твою мать.

— Ты действительно одержимое чудовище. — сонный голос заводит своей непорочностью. Стискиваю ее сильнее.

— Даже не представляешь на сколько.

***

Алёна

Квартира полностью олицетворяла своего хозяина. Мрачная и темная, вся мебель была выполнена в темно-коричневых или чёрных цветах. Все было современно и красиво, но…

Мне здесь не нравилось. Все чужое и холодное. С налетом, что тут была Селена. Берлога зверя. Здесь ничего не было обустроено для семейного проживания. Эта квартира была предназначена только для сна. Противно представить, что Макс мог заниматься сексом с Селеной в этой квартире на любой поверхности… Угнетающая мысль.

— Тебе здесь не нравится. — убежденно заключает Макс, подходя к окну. Он чувствует меня как никто. Стоит отдать должное, вид из окна шикарен. Вся столица как на ладони. Ты будто её властелин. Завораживает. — Переделай все, как тебе хочется. Стены, мебель, все… Мне безразлично. Главное, чтобы тебе нравилось. Для меня главное — что ты здесь со мной… А так, ломай, круши…

— Нет. Это твоё жилье…

— Наше… — он настойчиво перебивает меня. Подходит в плотную и целует, отбирая волю. Приручая, заставляя подчиняться. Дикий напор забирает остатки кислорода. Слово "наше" звучит вкуснее конфет. — Я хочу: чтобы ты все сделала так, как тебе нравится.

— Хорошо. — не узнаю свой надломленный голос. Когда ко мне возвращается сознание, я понимаю, что сижу на барном столе с широко расставленными ногами. Макс прижимается так близко, что я чувствую пульсацию его возбужденного органа между ног даже через джинсовую ткань. Стоит ему меня поцеловать, так все — в голове туман.