В Германии немцев смешили наши рассказы о том, что в России запросто можно одолжить деньги до получки у соседей по лестнице. Их могут попросить вынимать почту из ящика во время отъезда, присмотреть за квартирой, купить продукты для больных, одолжить стулья для гостей. Нашим землякам, живущим на Западе, мучительно не хватает там привычной простоты, доброты и легкости человеческих отношений.

«Когда я гуляю по улицам Новосибирска, многие сразу хотят познакомиться со мной и учить японский язык, – радуется японская студентка Сиоми Юкико. – В Японии это большая редкость». Чем ближе иностранцы узнают русских, тем больше они отбрасывают изначальные негативные стереотипы. В России они находят людей с открытым характером, которые любят юмор и не упускают случай повеселиться. За рубежом особенно ценятся русская общительность и отзывчивость, душевность и искренность. Иностранцы говорят, что Россия – единственное место, где можно поделиться сокровенными мыслями, поговорить по душам, и что за это одно можно забыть обо всех минусах. «Мне недавно пришла эсэмэска с неизвестного номера, – рассказывает Наташа Л. – «Ура! Все! Я защитила диплом!!! Гады, завалить хотели, но нет!» Я не могла не ответить, от души поздравила человека». Русские не просто умеют выслушать – они готовы вникнуть в судьбу человека, а если нужно, выручить. Об этом говорит корейский студент Ким Чхан Вон: «В Омске я попал в больницу. Там были люди, разные по национальности, возрасту и образу жизни. Но мы жили как дружная семья, все были для меня как мои братья и родители».

Что лучше – иметь друга или френда? Между прочим, американское слово friend – это не совсем то, что у русских «друг». Американцы, меняя работу, часто переезжают в другой город. При этом они легко заводят новых друзей, а про старых не вспомнят даже, как их зовут. Русский может считать своим другом человека, с которым он не виделся много лет, но в котором уверен: если понадобится, он не подведет.

Для русских дружба – это всерьез и надолго. Есть забавная притча. Зима, жуткий мороз, на улице прыгает воробей. Мимо шла корова, и на воробья упала лепешка. Воробушек в навозе отогрелся. На душе стало хорошо – зачирикал! Тут его заметила кошка. Цап! – и съела. Мораль тут тройная. Не каждый, кто тебя в дерьмо затащил, – это твой враг. И не каждый, кто тебя из дерьма вытащил, – твой друг. Но главное, если уж сидишь в дерьме, то не чирикай. Эта шутливая мораль, быть может, отражает важнейшие стороны русского менталитета. Удивительную терпимость, умение прощать, умение дружить. Друг – это человек, которому можно излить душу, посоветоваться абсолютно обо всем.

Муж приходит поздно домой. Жена с криком: «Где был?!» – «У Васьки». – «Врешь, по бабам ведь ходил!» – «Ну не веришь, позвони ему, спроси». Жена звонит: «Алло, Вася, мой у тебя сегодня был?» – «Да-да, не волнуйся, он и сейчас у меня». Друг всегда прикроет. К другу можно приехать и у него поселиться. В популярной песне ради дружбы нужно пожертвовать даже любимой девушкой: «Уйду с дороги, таков закон: третий должен уйти». Друзья заменяют русским врачей, психоаналитиков, духовников и кредиторов. «У русских друг – это и брат, и собутыльник, и родная душа, и надежная защита от внешнего мира», – утверждает американка Линн Виссон.

Если, не дай бог, в России окажется, что ты «и не друг, и не враг, а так», тогда все от тебя отвернутся. Об этом размышляет немецкий политик Франк Шауф, женатый на русской: «Если у тебя есть русские друзья, то они всегда близкие, настоящие друзья. На Западе… знакомства не так много значат. С одной стороны, замечательно иметь друзей на всю жизнь, с другой – надо приложить колоссальную энергию, чтобы тебя приняли в свою среду». И у русских за рубежом возникает проблема – среди иностранцев им нелегко найти настоящих друзей.

В свое время на Западе дружно смеялись над публичным поцелуем в губы лидеров СССР и ГДР Брежнева и Хонеккера. Если в Америке один мужчина поцелует другого, то каждому ясно – это гомосексуалисты. А у русских поцелуи и объятия, прикосновения друг к другу при встрече и расставании служат знаком искренне дружеского отношения.

У американцев или англичан для постороннего вторгаться в их личное пространство недопустимо. Русские же в разговоре приближаются друг к другу на такое расстояние, которое в США принято либо при сексуальном контакте, либо перед началом драки. Американцы учат стюардесс: «Не наклоняйтесь к пассажиру ближе чем на 30 сантиметров, иначе другие сочтут, что вы находитесь в интимных отношениях». Общаясь, русские могут подойти к собеседнику вплотную, жестикулируя, дотронуться до него.

Считается, что зона персонального общения русских равна длине двух согнутых локтей. Но всегда ли они могут разойтись на такое расстояние? «Сидишь дома, кажется, все тоже сидят! – думает горожанин. – А куда ни поедешь, кажется, все сразу туда же поехали!» В час пик у того, кому повезло втиснуться в общественный транспорт, «упругое когда-то тело, на весь ли день иль на минутку, тотчас же форму заимело междулюдского промежутка» (из дневника). Один поэт в троллейбусе жалуется: «Мне под дых ширяют метко, бьют локтем в грудную клетку, а большущая брюнетка пышным бюстом тычет в рот».

Вот прижатая к вам дама вдруг заскулила по-собачьи. Не может быть? Ах, нет, это у нее в сумке заскулил щенок и высунул свою мордочку. А с другого бока вам дышит в лицо жутким перегаром щетинистый мужик. Рубашка у него расстегнулась, и к вам примыкает пупок с редкими рыжими волосами. Какое уж тут уважение к личному пространству? Юмористы уверяют, что в этой давке можно найти трех женщин: умную, добрую и красивую. И полюбить всех трех сразу. После того, как вы отчаялись найти их трех в одной.

У русских дистанция между людьми меньше, чем на Западе, не только в буквальном, но и в переносном смысле. Увидев маму с ребенком, у нас любой посторонний может посоветовать ей, как его правильно воспитывать. Стою в аптеке в очереди за лекарством. К окошку подбегает взмыленный молодой человек: «Срочно! Лекарство!! Человеку плохо!!!» Аптекарша: «А что с ним?» – «Ну, много пива выпил». Люди в очереди смеются: «Лучше рассол!» Другой случай, тоже в аптеке. В очереди мужчины, у окошка бабуля ворох таблеток в сумку запихивает. А девушка лет двадцати протягивает в окошко купюру и тихо говорит: «Две упаковки презервативов и валерьянку, пожалуйста». Бабуля ее тут же успокаивает: «Волнуешься? Зря!» Желая человеку добра, мы можем его обидеть. «Я не люблю, когда мне лезут в душу», – говорил Высоцкий. Иностранцев коробят вторжение в их личную жизнь и та легкость, с которой русские обращаются с просьбой к постороннему человеку. У нашей повышенной общительности есть своя оборотная сторона – бесцеремонность, неуважение к личности.

В России веками права личности подавлялись. Советская система возвышала коллектив и принижала значение личности. Браки, разводы и личные отношения в те времена могли обсуждаться на собрании трудового коллектива. Так оправдывается муж, обвиненный женой в измене, в песне Галича: «И на жалость я их брал да испытывал, и бумажку, что я псих, им зачитывал».

Русским многие годы доводилось жить в тесноте. В советские годы в коммунальных квартирах случались ссоры и даже драки между соседями. Это описывал М. Зощенко: «Вышел на кухню инвалид Гаврилыч. Что, говорит, за шум, а драки нету? Сразу и подтвердилась драка… Гаврилычу последнюю ногу чуть не оторвали – народ уж очень нервный». С. Довлатов вспоминает, как его мать, замученная на работе, не могла дома выспаться и тщетно боролась в квартире за тишину. Однажды она не выдержала и прикрепила к дверям своей комнаты объявление: «Здесь отдыхает полутруп. Соблюдайте тишину!» И вдруг наступила долгожданная тишина – даже сосед-полковник бродил по коридору в носках. Хватал всех за руки и шипел: «Тихо! У Довлатовой ночует политрук!»