Вскоре одна из дверей, выходящих во двор, открывается, и девочка постарше, плотно обернутая в кричаще-яркое оранжево-синее одеяние, манит меня в темный проем. Я указываю на старуху, которая пришла раньше меня, но девочка манит снова.

Щуплый мужчина, сидящий у окна, едва заметен в полутьме комнаты. Здесь пахнет плесенью и немного травами. Перед незнакомцем расстелен плетеный коврик, сбоку от него — кучка пепла, на бетонном полу — черные следы гари. Девочка указывает на стул рядом с мужчиной. Вблизи я различаю его широкое лицо, обтянутое тонкой желтоватой морщинистой кожей. В устремленных на меня раскосых глазах вспыхивает искра узнавания. А я и забыла, что наши фотографии неделями не сходят с экранов телевизоров и газетных страниц. Я собиралась начать с вопроса, знает ли он Джосайю, а дальше действовать по обстоятельствам, но теперь, узнав меня, он может уклониться от ответа, а если виновен — сбежать. Разумнее обратиться в полицию, но дверь уже закрыта, к ней прислонилась девочка.

Пытаясь выиграть время, я кладу на пол перед мужчиной стопку пул. Девочка аккуратно берет купюры и кладет их в железную коробку рядом с его местом. Мужчина, глядя на меня, вопросительно поднимает подбородок.

— Джосайя… — начинаю я и осекаюсь, растерявшись.

Он кивает и, не поворачивая головы, обращается на тсвана к девочке у двери. Пока он говорит, я осматриваюсь. Дощатые полки вдоль стен уставлены пластиковыми баночками, флакончиками, керамической посудой, картонными коробочками с выцветшими красными и оранжевыми этикетками. С верхней полки свисают бусы из сушеных семян. Совсем как те, которые Элис сделала вместе с Теко. Целитель наблюдает за мной, а потом кивает и указывает на змеиную кожу, прибитую к закопченной стене. Кожа высохла и скрутилась по краям, но коралловые полоски все такие же яркие, как в тот день, когда я увидела эту змею живой, ползущей по траве. Наступает полная тишина.

Девочка начинает объяснять:

— Доктор знает о тебе и твоем сыне. Он говорит, что Джосайя приходил с семенами, кожей змеи и другими кожами. Ему был нужен амулет из ваших вещей, — и тихо, будто это само собой разумеется, она добавляет: — Особый амулет, чтобы вашего сына нашли.

Если девочка говорит правду, то я ошиблась. Совсем не так все поняла. Джосайя старался нам помочь. Он ободрал змею, лягушку и ящериц, снял бусы из семян с рогов куду, занял деньги у брата и поехал сюда. А когда получил амулет, отправился домой и чуть ли не ночь напролет терпеливо ждал автобус.

Почему же он молчал в полиции? Впрочем, я знаю ответ, Эстер объяснила мне это несколько месяцев назад. Целители внушают местному населению страх. Джосайя даже пикнуть не посмел. Он боялся мести колдуна за беспокойство, которое могли причинить ему полицейские.

— Как же он действует, этот амулет? Как лекарство? Кто должен его принять?

Сейчас я готова поверить чему угодно, хотя всю жизнь придерживалась научных убеждений. Я до безумия хочу, чтобы амулет вернул нам Сэма. Я обменяла бы на это все, что у меня есть, все мои познания в медицине. Если бы это только было возможно.

Девочка переводит мои вопросы целителю, и тот подробно отвечает ей. Наконец она поворачивается ко мне.

— Этот амулет не принимают внутрь. И он не для того, чтобы его носить. Доктор берет семена и кусочки змеиной кожи и делает порошок. — Девочка переходит на язык жестов и трет кулаком по ладони. — Потом он заставляет этот порошок гореть. Дым уходит вверх. — Она быстро поднимает сжатый кулак высоко над головой и вдруг раскрывает ладонь, широко растопырив короткие пальцы. Вверх и наружу — вот что означает это движение, вон из этой комнаты, из этой деревни, на много миль вперед, далеко в буш. Молекулы распространяются по просторам Африки. Я закрываю глаза и лечу вместе с ними в теплом воздухе.

Солнце светит мне в лицо.

Я дрыгаю ногами и бью руками изо всех сил.

Сквозь плеск воды отец зовет меня. Твердит, что я справлюсь.

Мое тело движется вперед, к лодке.

Целитель встает. Я открываю глаза. Он держит мешочек из леопардовой шкуры и жестом велит мне протянуть руки. Я подставляю сложенные ковшиком ладони, и он высыпает в них содержимое мешочка. Это кучка мелких косточек.

На ощупь они холодные. Мышиные позвонки? Или змеиные? Я вижу среди них желтые обломки рога и костяшку домино. Девочка объясняет, что я должна прошептать им свое желание.

— Помогите мне найти Сэма, — шепчу я, наклонившись к ладоням.

Затем целитель жестом показывает, что я должна открыть ладони. Я делаю, как он велит, и косточки высыпаются на коврик перед ним. Присматриваясь, целитель слегка шевелит их палкой. Потом поворачивается к полкам и, время от времени оглядываясь, словно во взаимном расположении косточек записан рецепт, берет по щепотке содержимого разных горшков и банок, смешивает их в каменной плошке и поливает смесь жидкостью из флакончика. Лиловое пламя вспыхивает и танцует, а когда угасает, он высыпает получившийся порошок в пластиковую баночку.

— Прикоснись порошком к своему лицу, — говорит девочка и протягивает мне баночку, дотронувшись к собственным векам.

— И что тогда будет?

— Это могущественный амулет из корней и листьев. Он поможет тебе увидеть сына, — объясняет она.

Целитель сжимает мою руку прохладной ладонью, его взгляд далек, словно уже обращен к следующему пациенту — слепой старухе, ждущей снаружи на скамье.

— Джосайя в тюрьме, — быстро говорю я ему. — Полицейские думают, что он от них что-то скрывает.

Целитель смотрит мне в глаза, опускает и снова поднимает веки, а потом отворачивается.

По пути домой Элизабет разматывает свой шарф. Ее руки расслабляются на коленях. Долгое время мы молчим, но потом я рассказываю, как Джосайя старался нам помочь, и лицо Элизабет смягчается. Дома она сразу отправляется на кухню, на ходу снимая свою зеленую шапку. Я заталкиваю баночку с порошком поглубже в боковой карман моего чемодана. Адаму я ничего не говорю. Он станет язвить, если узнает, что было в Мочуди. А может, даже выбросит порошок.

После ужина Адам выпускает собак. Я вижу в окно, как луч его фонаря прыгает в темноте, когда он проходит вслед за собаками по периметру забора. В сущности ничего особенного не случилось, мне нечего ему рассказать. Никаких зацепок сегодня не обнаружилось, никаких реальных шагов, чтобы приблизить встречу с Сэмом, предпринято не было. Ночью я лежу рядом с Адамом и размышляю, как убедить Гудвилла в невиновности Джосайи, не открывая его секрета.

На следующее утро меня будят глухие удары мотыги: Джосайя вернулся и снова работает в саду.

Позднее я захожу к нему, он открывает дверь на мой стук. От денег он отказывается, хоть я объясняю, что это за лекарство. Он берет меня за руку и улыбается.

Комната за его спиной пуста. Теперь-то я знаю — он ничего не прячет, ему в любом случае нечего прятать — у него почти ничего нет. Мне хочется зайти и попросить прощения, посидеть с ним, расспросить о том, чем он занимался в молодости, почему полюбил Сэма. Он предпринял далекую поездку, заплатил деньги, пошел в тюрьму за нашего ребенка. Может, Сэм напомнил ему кого-то из знакомых мальчишек? Его родного сына?