мне довольно сносной, учитывая все обстоятельства, я преследовал цель: как можно быстрее стать своим в узком и предвзятом кругу французской знати.

Вскоре меня стали узнавать, я приобрел уважение в обществе, в которое смог войти, хотя так до конца и не стал своим в высших парижских кругах. И все же, следуя законам выживания, я понимал, что особый статус необходим. Франция начала века чрезвычайно буржуазна, и я должен был принять правила этой игры, если желал в ней участвовать. Но за красивым фасадом я вел двойную игру: не было дня, чтобы я не думал о том, как мне попасть обратно, в 2017 год, о том, каким способом я мог бы вернуть свою настоящую жизнь.

Я начал с того, что попытался найти хоть бы какие-то логические причины, объяснявшие произошедшее со мной несчастье. Конечно, я слыхал кое-что о теории мультивселенной, квантовой механике, знал о существовании черных дыр, об их способности втягивать в себя все без остатка. Но все это были лишь поверхностные знания, которые ничего мне не объясняли. Я все еще не знал, как попасть домой.

Потом случилось то, что я, наверное, должен был предвидеть. Я перестал быть удобным для некоторых высокопоставленных лиц во французском парламенте. Против меня выдвинули обвинение в присваивании государственных средств, хотя оно и звучало абсурдно, ведь я только лишь стремился улучшить город, в котором жил, а не воспользоваться доступными привилегиями. Однако эти слухи становились все настойчивее, мой успех на их фоне стал меркнуть. Я подозревал, что реальной причиной травли все же являлась моя опрометчивая связь с женой одного склочного политика, но до конца не верил, что ревность мужчины поставит крест на моей карьере. Как бы то ни было, я все реже получал приглашения, от меня стали отворачиваться те, кто еще недавно с великодушием принимал меня в своем доме. А когда начали поступать угрозы физической расправы, я понял, что пришло время покинуть Париж.

За время, проведенное в столице, я сумел сколотить неплохое состояние, и когда встала необходимость переезда, то я без сомнений отдал предпочтение Италии. Я с легкостью принял это решение, Италия всегда пленила меня особой душевностью, доброта ее жителей, даже издали, казалось, могла обогреть мое измученное сердце. Выбор мой пал на небольшой портовый городок Ланцио. Он казался не таким суетным, как Рим, однако окончательное решение я принял из-за его близости к морю – это напоминало мне о моем родном городе. Я представил размеренную жизнь на побережье, ловлю рыбы на рассвете и новые встречи. И случай не преминул представиться. На автомобильной выставке в Милане я свел знакомство с Николо, который родился и вырос в Ланцио и с большой любовью рассказывал о своем городе. Я посчитал это хорошим знаком и стал собираться в путь.

В Ланцио я присмотрел хороший участок, надеясь начать разработки и производить цемент, как и многие вокруг. К тому же я обнаружил залежи меди и в надежде найти золото сделал уже окончательный и бесповоротный выбор. Жизнь потекла своим чередом, я занялся добычей известняка и тешил себя надеждой, что рано или поздно золото будет обнаружено. Я не задумывался, почему так страстно желаю обрести богатство, но предполагаю, что таким образом я старался заглушить образовавшуюся пустоту, вызванную потерей всего, что было мне когда-то дорого. Я старался не думать о том, что испытали мои близкие, когда стало ясно, что я пропал без следа. Какими словами они смогли объяснить мое исчезновение. Возможно, они решили, что я сбежал по собственной воле, поддавшись душевной слабости, а может, они связали мое исчезновение с пропажей Даниэля, случившейся за несколько месяцев до моего собственного, или решили и вовсе не искать объяснений. Я мог только гадать.

Так в изредка накатывающей тоске проходили дни, месяцы. Я постепенно обжился и стал ощущать себя «своим» в этом неторопливом, открытом морю городе. Судьба свела меня с отзывчивыми жителями, которые доверились мне, и я как мог отвечал им взаимностью. Казалось, ничто не способно поколебать решимость и жизнелюбие людей, которых мне посчастливилось узнать. Я считал, что каждый житель Италии заслужил благополучие собственной душевной щедростью. Но благополучие зачастую имеет зыбкий фундамент. Перед самым Новым годом в Мессинском проливе произошло землетрясение, и Мессина оказалась под ударом стихии. Я отправился туда, не в силах оставаться в стороне, желая помочь несчастным, подобно мне, потерявшим дом, семью, близких. Мог ли я знать, что на развалинах некогда прекрасного, а теперь почти полностью разрушенного города я встречу человека, который перевернет мою жизнь? Виктория Брент. Я не могу сдержать улыбки, думая об этой удивительной женщине. Я страдал от жалости к себе, считая себя потерянным, заблудшим во временных закоулках странником, но она превосходила меня в одиночестве в несколько раз. Что было тому виной? Я скажу об этом чуть позже. Но тогда я еще ничего не знал о Виктории, она только стала моим другом, который, так же как и я, всем сердцем стремился помочь обездоленным, которым выпали страшные испытания.

По возвращении в Ланцио я и вовсе позабыл о встрече с англичанкой, поглощенный водоворотом текущих дел. Кроме того, общение с Доном Антонелли, главарем мафиозного клана, с которым я имел неосторожность свести близкое знакомство, стало приобретать опасные черты. Его влиятельность и вздорный нрав мешали мне заниматься тем, что я планировал. Но все это вскоре оказалось незначительным. Когда на Клыке в первый раз пропал один из рабочих, я не мог предположить, что это исчезновение станет началом причудливой цепочки событий, которая определит мою дальнейшую жизнь. Работяга по имени Паоло пропал 15 августа, в любимый всей Италией праздник – Феррагосто. Мой управляющий имел наглость не отпустить рабочих домой в этот священный день, и поначалу я решил, что именно это и стало причиной исчезновения недовольного работника. Что он решил сбежать, чтобы хорошенько отпраздновать. Однако я ошибался. Я еще вернусь к этому…

Затем я встретил Маддалену. Мне тяжело дается упоминание о ней. Ведь я все еще был женатым человеком. И пусть моя жена еще не родилась… Смешно подумать: даже бабушки и дедушки ее еще не появились на свет! И все же Катрин существовала. Именно она была моей любимой женщиной, пусть и оставшейся в 2017 году, но жившей в моем сердце и согревавшей его. Но Маддалена обладала чарами, против которых я оказался бессилен. Мне доводилось встречаться с женщинами и раньше, но никто из них не мог растревожить мои чувства по-настоящему, я гордился тем, что умел сохранять холодный рассудок, даже при необходимости той или иной связи. Но Мадди сумела это изменить. Ох, Мадди. Как ревновала она меня к Виктории, хоть я и клялся ей, что между нами никогда ничего не было, и это истинная правда, тем не менее англичанка не давала ей покоя. Впрочем, прошло немного времени, и Виктория лишила покоя и меня.

Это случилось после празднования Нового года, когда я собрал у себя друзей, на этом настояла Виктория. Весь вечер она казалась взволнованной и напряженной, и, после того как разошлись гости, я спросил ее о причинах, так явно терзавших ее. Мог ли я предположить, что последует за моим невинным вопросом? Сбиваясь и путаясь, она поведала мне то, что заставило меня испытать ни с чем не сравнимое чувство сначала удивления, а затем – облегчения. Гигантский груз свалился с моих плеч. И если уж быть точным в определениях: я почувствовал, как моя ноша становится легче, разделенная пополам. «Я из будущего, – сказала мне она, – из 1998 года. Я гуляла с собакой в парке, в Брэдфорде, и потеряла сознание, а очнулась в глухой английской деревушке». – «Знакомая история», – с горечью подумал я тогда.

Но Виктория, в отличие от меня, так и не смирилась с тем фактом, что ей, лишенной привычного комфорта, пришлось заново учиться жить, обзаводиться новыми знакомствами, находить источник дохода. Она много путешествовала, в том числе и по Италии, отдавала все свое время другим, работала волонтером. Я не знаю, как ей удавалось содержать себя, возможно, ей помогали мужчины, мне это неизвестно. Впрочем, это не столь важно, ведь я обрел единомышленницу, понял, что не сошел с ума. Она призналась, что я первый, кому она смогла довериться, что долгое время она страдала от невозможности рассказать даже самым близким подругам о тайне, и я понимал ее, как никто другой. Я сам не поверил бы ей, не будь я жертвой тех же самых необъяснимых обстоятельств. Что ж, я обрел не просто друга, а человека, с которым мог быть честным, рассказать о собственном несчастье. Мы провели пару теплых вечеров, сидя подле друг друга и вспоминая родных и жизнь, которая была у нас отнята. Мы говорили о надежде вернуться домой, но как мы не знали, почему оказались здесь, так же не могли представить, как отправиться