Это напоминает мне о моем родном Сиднее, где городскому пейзажу постоянно устраивают подтяжку лица. Каждый новый облик этой красавицы оказывается воплощением всего современного и поражающего воображение. Однако совсем немного лет спустя она выглядит пережитком прошлого, требующим очередной косметической операции. Ничто не вечно. Боюсь, как бы новый архитектурный триумф Берлина не постигла та же судьба. Эта попытка обновления выглядит такой же эфемерной, как энтузиазм, надежды и национальная гордость Германии в преддверии Кубка мира. Что же получается, качели германского национального самоощущения достигли максимально высокой точки и теперь полетят вниз, как это было в 1970-е и 1990-е?

“Счастливые игры”, летняя Олимпиада 1972 года в Мюнхене, должны были дать народу (Западной Германии) сбросить оковы прошлого. Меры безопасности были самыми рудиментарными, две тысячи стражей правопорядка в неброской сизой униформе ходили без оружия. Талисман игр, разноцветную таксу Вальди, полюбил весь мир. В Германии воцарилась гармония, и немцы надеялись, что на этой волне они наконец получат мировое признание. Увы, группа палестинских террористов “Черный сентябрь” посчитала иначе, и игры закончились тем, что на немецкой земле вновь была пролита еврейская кровь. Возможно, немцы рано радовались. Возможно, Олимпиада была только фасадом, скрывающим глубоко укоренившиеся проблемы.

Когда вся планета не отрываясь следила за происходящим в Мюнхене, давно назревавший конфликт в немецкой студенческой среде достиг кульминации. На устах бунтарей были слова “анархия” и “революция”. Они требовали серьезного разговора о неприятной правде о прошлом страны, которую их родители отказывались признавать.

Именно это поколение – послевоенное поколение Германии – понять сложнее всего. Выросшие уже в мирное время, они воспитывались во время больших трудностей и лишений. Что еще хуже, у них не было чувства коллективной идентичности, им вручили историческое наследие, которого можно было только стыдиться. Студенческие революции были шансом выказать эту горечь и выковать новую Германию. Однако в отличие от Вудстока и парижских волнений 1968 года протесты студентов в Германии не вошли в историю в таком же романтическом ореоле. Главным образом из-за того, как было донесено их послание. Негодующие по поводу равнодушия общества к их словам, многие из протестующих, а именно члены фракции Красной армии, начали разговаривать с помощью автоматов Калашникова и динамита. Жестокость и варварство их действий были таковы, что их послание было теперь не только не понято, но и с негодованием отвергнуто, причем их же собратьями-студентами. В конце концов это поколение не преодолело пропасть отчуждения, а Германия осталась все такой же разобщенной.

Примерно двадцать спустя страну охватило новое движение к обретению национальной идентичности, трансформации самоощущения Германии в мире. 9 ноября 1989 года жители Западной и Восточной Германии своими руками разрушили Берлинскую стену. По миру разлетелись фотографии, на которых граждане ФРГ и ГДР, взявшись за руки, танцевали канкан на ее руинах. Западногерманские марки хлынули в упадочный бывший советский сателлит. Были залатаны дороги, построены новые школы. Полки супермаркетов стали ломиться от товаров на любой выбор. Великие футболисты Маттиас Заммер из ГДР и Юрген Клинсман из ФРГ играли теперь под одним флагом. Германия выглядела готовой к новому единству и, что особенно важно, к совместному решению старых проблем.

Однако есть большая разница между объединением страны и единением нации. Когда капиталистические реалии вместе с грузовиками с кока-колой хлынули в восточную часть, многие стали сомневаться в преимуществах такой жизни. Необходимость адаптироваться к ней для жителей Восточной Германии была – и остается – большим стрессом. Пожизненный наем, безопасные улицы, гарантированное образование от яслей до университета, плановая экономика, стабильность и корнишоны Spreewald безвозвратно канули в прошлое. Вместо них было облако неопределенности и циничная политика.

Позже все это привело к такому явлению, как Ostalgie – ностальгии по ГДР. Появились ретробары с портретами Ленина, символикой молота и циркуля и интерьерами прямо из 1960-х. Старые скаутские организации несуществующего государства, такие как Союз свободной немецкой молодежи (FDJ), снова собираются и распевают Bau Auf, Bau Auf и другие гимны эпохи ГДР. В магазинах можно найти товары “из старых добрых времен”: шоколадные хлопья Zetti, кетчуп Werder, Vita Cola. Нашелся даже один производитель, который выпустил Eau de Trabant – жестяную консервную банку с запаянными в ней выхлопными газами “трабанта”, бывшей гордости гэдээровского автопрома. Конечно, это выборочная ностальгия. Люди не вспоминают о темных сторонах жизни в ГДР – полицейском государстве и его безжалостной гвардии “Штази”, запрете на путешествия, борьбе против церкви, цензуре, пятнадцатилетней очереди на тот же “трабант”…

В немецкой речи также появилась лексика раскола. Западногерманцы стали Wessis (западниками) или Besser-Wessis – игра слов, основанная на немецком слове, обозначающем всезнаек или умников, Besserwisser – буквально “лучшезнайка”. Восточные немцы превратились в Ossis (восточников) или, в более оскорбительном варианте, Scheiß Ossis (дерьмовосточников). Те на западе, кто предпочитает последний вариант, обычно рассматривают шестнадцать миллионов этих новых сограждан, едва сведущих в законах современной экономики, как “экономический пассив”, минус на их бывшем безупречном финансовом счету. И подобные настроения тем сильнее, чем больше ослабевает экономика Германии. Страну подтачивает высокий уровень безработицы, и на востоке это ощущается в первую очередь. Подскочили цены на энергоносители и жилье. Что еще проблематичнее, система социального обеспечения уже едва справляется с потребностями стареющего населения.

* * *

Джек наконец добирается до хостела. Это мой университетский друг из Сиднея, который на некоторое время перебрался в Европу, чтобы отдохнуть от бешеного напряжения работы в инвестиционном банке. Уже десять вечера, но ему обязательно хочется прямо сегодня окунуться в мир берлинской богемы, и он уверяет, что Kunsthaus Tacheles идеально подойдет для начала.

Tacheles, расположенный в старом еврейском квартале, появился на свет как результат столкновения сурового цензурного режима ГДР и желания театрального сообщества иметь место для “подлинного” и свободного художественного самовыражения. Название Tacheles происходит от слова на идише, означающего “разговор начистоту”. В Веймарские времена в этом здании был торговый центр, при Третьем рейхе – головная контора СС и тюрьма для французских военнопленных, при ГДР – штаб-квартира всемогущего Freier Deutscher Gewerkschaftsbund (Объединения свободных немецких профсоюзов). После падения Берлинской стены это здание, оккупированное колонией сквотеров, постепенно превратилось в официально признанный центр искусств с галереями и открытыми студиями, четырьмя барами и двумя кинотеатрами – под крышей и под открытым небом. И до и после падения стены этот сквот был авангардом берлинской контркультуры: там проводили массовые вечеринки, там всегда царил мятежный дух и свобода творчества, свойственная нонконформистскому образу жизни.