– Их достаточно непросто снести. Я писал в службу поддержки, прикладывал свидетельства о смерти. Но мне то не отвечали, то не верили, то игнорировали. Мы с Матвеем долго не могли принять тот факт, что мамы и папы больше нет. Потом обсуждали это, я поэтому говорю и за брата тоже. Никакие ритуалы не помогали. По первости казалось, что мама вот-вот позвонит или придет. Какое-то внутреннее ожидание теплилось. И двух недель для нас с братом оказалось недостаточно, чтобы в полной мере осознать случившееся.

– У вас были близкие отношения с родителями?

– Да. Особенно с мамой. Мы много разговаривали, это было важной частью жизни. Ее аккаунт взломали и всем разослали спам. Знаешь, каково это – получить сообщение от погибшего любимого человека? Когда умом все понимаешь, а пальцы дрожат, пока текст открываешь. Мошенники еще написали там что-то душещипательное: «Сынок, я попала в аварию, мне срочно нужна помощь!» Угадали, в общем. Мне тут же давай родственники звонить и знакомые.

– О боже…

– Я дядя взрослый… и то психанул. А Матвей… он из школы сбежал и пропал. Я всю ночь искал его по городу, думал, поседею. Он вернулся под утро грязный и пьяный. Ему тринадцать было. На следующий день мы снесли все аккаунты в соцсетях, где были зарегистрированы родители. Кажется, из одной маму до сих пор не удалили. Так и болтается в напоминалках. Ей там какие-то картинки на стене публикуют, с праздниками поздравляют. В игры зовут.

Острое желание обнять Пашу становится нестерпимым. Я робко приближаюсь и кладу голову ему на плечо. Адомайтис притягивает меня к себе.

– Как это хреново, – говорю тихо, живо представляя себе, каково бы это было.

Среди моих близких все живы-здоровы. Кроме бабушек. Но в социальных сетях те не регистрировались.

– Я оставил себе одну сеть, в которой их не было. И даже вел страницу, выкладывал фото с работы или из личной жизни. Но аккаунт неожиданно стал популярным. Многие лайкали фото, писали комментарии. Даже не представляю… почему.

– Я знаю. – Улыбаюсь широко. – Ты красавчик.

Судя по вибрации груди, Паша смеется. Потом произносит:

– Моя бывшая девушка ревновала.

Я напрягаюсь, но он продолжает меня поглаживать, призывая просто отдыхать.

– Она попросила удалить?

– Нет. Она лазила в телефоне. Знала пароль. И, как выяснилось позже, банила девушек, которые на меня подписывались. Банила моих пациенток и коллег, ставя в неудобные ситуации. И даже отвечала им от моего имени. Я снес страницу. Если что-то нужно, то использую аккаунт клиники.

– Ты изменял ей? Только честно.

Я приподнимаюсь на локтях и заглядываю в его теплые карие глаза.

– Когда мы расставались, то да. Но долгое время меня никто не цеплял. – Паша делает паузу. Потом чуть прищуривается: – А ты изменяла своему парню?

– Нет. Я ждала его из армии, представляешь. Целый год. Писала, верила. У нас красивый роман был. Романтично все. Мы пожениться собирались, когда он вернулся. Но папа настоял, чтобы сначала пожили вместе. Странное желание отца, да?

– Почему?

– Считается же, что жить с мужчиной до свадьбы – это… ну такое. А отец, напротив, сказал, что даст денег на свадьбу, только если мы проживем год, и я не передумаю. Для папы не существует предрассудков.

– Это правильно.

– Да, он оказался прав. Нас хватило на полгода. Вернее, мне стало некомфортно уже в первый месяц. Мы совершенно разные! Но я терпела, делала вид, что все прекрасно. Думала, подстроимся, привыкнем. Потом поняла, что не смогу. Съехала. И мой парень меня слил.

– Со мной не терпи, – говорит Паша.

И я понимаю, что он снова о сексе.

– Мы с тобой стараемся быть откровенными друг с другом.

Паша как-то ловко переворачивает меня. Ахнуть не успеваю, как оказываюсь на лопатках, а он сверху.

Смотрим друг другу в глаза. Его нога протискивается между моих колен. Он держит вес на локтях. Дыхание учащается. В последнюю неделю мы много говорили о сексе, отчего я жила в постоянном возбуждении. Ждала его сообщений и действий. Но хитрый литовец не спешил, нагнетая.

– Когда ты захотела меня? – спрашивает он. Смотрит в глаза.

Моя душа падает в пятки. Деваться некуда, он прижимает меня к дивану. Поэтому просто зажмуриваюсь и качаю головой.

– Я тебя – сразу, как увидел, – отвечает Паша на неозвученный вопрос.

Тепло прокатывается по телу. Я приоткрываю губы.

– Так бывает? – спрашиваю.

– Да.

– Ты был готов сразу заняться со мной любовью? В первый вечер?

Паша наклоняется и ведет носом по моей шее. Касается губами. Я закрываю глаза от удовольствия и запрокидываю голову. Подаюсь грудью вперед. Он обнимает меня.

Горячие губы скользят по коже. Моя ладонь зарывается в его волосы.

– Я приехала только на чай, – шепчу.

Рука проникает под мою футболку. Поцелуи становятся нетерпеливыми. Они ползут вниз, потом вверх. Пока наши губы не встречаются. Его язык влажный и вкусный.

– Я заразная, Паш.

– Ты мне нужна, – шепчет он. – Сейчас. Сильно.

Дрожь прокатывается по телу. Паша берется за края моей футболки и стягивает ее через голову. Я делаю то же самое с его майкой.

Он падает на меня и целует. А я обнимаю его.

Мозг отключается. Такое сильное желание, ни с чем не сравнимая похоть, подкрепленная фантазиями, которые в последнюю неделю усилились и терзали.

Мы целуемся и ерзаем друг на друге, это… просто потрясающе горячо. Мое возбуждение не такое, как обычно. Этот гад… каким-то образом – пошлыми разговорами, намеками, взглядами – в течение прошлой недели создал внутри меня… в самом низу живота напряжение. Острое, болезненное.

Я не просто хочу его тело. Мне нужно большее. Освобождение. Сейчас.

Просто приятных объятий или фрикций будет недостаточно.

Паша целует шею, а я нетерпеливо, бесстыдно ерзаю под ним. Он протискивает руку под мои узкие джинсы, и я послушно развожу ноги.

Он горячий и страстный.

Проникает под белье и прижимается пальцами к промежности. Я шумно выдыхаю и снова зажмуриваюсь.

Паша ласкает меня там. А я дышу часто. Он… с ума сводит шумным дыханием. Его губы такие вкусные… обалденно вкусные.

– Я поласкаю тебя? – шепчет. – Окей?

Я задыхаюсь. Он уже это делает. В комнате совершенно светло. Обеденное время. А он это делает у меня в трусах!

Облизываю губы.

Паша наклоняется и