отдать дань уважения Бааза-багше. Видеть именитого нойона, заодно получить благословение наставителя монастыря пожелали многие окрестные люди. К монастырю стекались толпы пеших и конных. Прихожане заполнили обширный лог у околицы, с южной стороны хурула. Пришли слепые, убогие, нищие. Все страждущие ждали от богатого нойона хоть малого знака внимания.

Монахи встречали нойона Дяявида с шумными почестями. Отрядили двадцать всадников на лошадях ярко-рыжей масти. Всадников расставили на расстоянии друг от друга до самого местечка Бичкин — за шесть верст на подступах к монастырю, чтобы те сообщили заранее о приближении нойона.

— Едет! Едет! — раздался сигнал, и вскоре показался белый поезд с нойоном, окруженный всадниками. Карета остановилась на площади у монастыря. Грянула величальная мелодия, исполняемая хурульным оркестром. Священники выстроились у входа в праздничном одеянии. И только один Бааза-багша в желтом лавшаге[49] с перекинутой через плечо красной лентой сидел, поджав под себя ноги, в большом молельном зале и не спеша перебирал четки.

— Ом-мани-пад-мэ-хум![50] — начал молитву багша, когда получивший благословение нойон и священники заняли свои места согласно рангу. Все повторяли строки Священного писания. Молитва читалась на непонятном тибетском языке, поэтому не только простые калмыки, но и сами священники не понимали слов. Но когда из монастыря начали доноситься звуки молитвы, люди, стоявшие на улице, истово опустились на колени. Они также читали молитву, улавливая речитатив, но каждый при этом говорил о своем: о своей нужде, бедах, постигших его самого и домочадцев, просили всяк на свой лад помощи у бога, у нойона… Вокруг монастыря собралось сотни две, а то и больше паломников.

Солнце уже приближалось к зениту, когда из монастыря вышли Бааза-багша, нойон Дяявид и зайсан Хембя с женой.

— Люди! Я слышу в ваших устах мое имя! — величественно проговорил нойон, обращаясь к толпе. — Славьте Бааза-багшу — он побывал в Тибете! Он был обласкан святым Далай-ламой!

Услышав эти слова, толпа ринулась к крыльцу храма, задние теснили передних, передние обступали Бааза-багшу, прося у него благословения.

— О хяэрхан! Не напирайте так сильно, а то рухнет забор хурула! Свершится большой грех! — кто-то пронзительно кричал, прижатый к забору.

Багша с нойоном и свита багши медленно пошли. Толпа с воплями хлынула в стороны, образовав коридор. Сзади этой свиты семенила перепуганная Байчха. От шума толпы, истеричных выкриков юродивых жене зайсана стало не по себе. Частокол людей в рваной одежде, вид изрытых болячками лиц, обнаженные уродства калек — все это было так близко. Одни пожирали глазами багшу, стремясь запомнить каждую черточку его лица, другие — с надеждой на исцеление, третьи просто так, лишь бы увидеть то, на что смотрят остальные.

— Хембя! Не забудь о подарке! — шепнула Байчха своему супругу.

Хембя выбрался из толпы и направился к линейке.

3

Нойон, багша, супруга зайсана и несколько человек из монастырских вошли в чистый прохладный дом Баазы. Монастырские расположились далеко у стен.

После спертого воздуха молельни здесь дышалось легко и свободно.

— О, хяэрхан. Кажется, все это кончилось! — вздохнул нойон, обмахивая лицо веером. — А где же зайсан Хембя? — поинтересовался он.

— Ушел за подарком! — тихо объяснила ему Байчха. — До его прихода, князь, я должна сказать вам и Бааза-багше нечто важное… Простите меня и выслушайте!

У нойона поплыли вверх брови, однако он не перебил женщину. Коротко прошептав молитву, Байчха торопливо стала говорить.

— О, дербетовский нойон Дяявид! Вы всегда были опорой богатых и надеждой для бедняков, сирот и одиноких! Ваша мудрость не раз спасала от беды целые хотоны, вселяла в сердца падших веру в добро!.. И вы, Бааза-багша, как ясновидец, угадываете то, что ждет нас завтра… Да продлит бог ваши годы, досточтимый багша! Много лет я таила от вас свою беду, теперь чувствую: не могу совладать с собой, разум мой теряется в думах. Прошу вас, глубокоуважаемый нойон Дяявид и солнцеликий Бааза-багша, помочь мне избавиться от моего греха, отвести беду от зайсана Хемби!..

Байчха опустилась на колени и трижды коснулась лбом пола у ног багши, затем у ног нойона.

— Байчха! Встань и говори яснее, что за смута непокоит твою душу? — Бааза-багша настороженно всматривался. Он слышал от других, что жена зайсана Хемби на редкость умна и добропорядочна.

— Ваша светлость! Могу ли я вначале спросить у вас? — обратилась Байчха к нойону.

— Конечно, сестра, я к твоим услугам!

— Ваша светлость! Как вы думаете, почему во всем Малодербетовском улусе осталось так мало людей белой кости? Не правда ли, нас можно пересчитать по пальцам?

— К сожалению, это так, сестра, — сказал нойон, разглядывая кончики своих пальцев.

— У Зайсана Цябдирского аймака детей нет, — принялась перечислять Байчха. — У зайсана Налдымского аймака есть сын, но все равно, что и нет. Ему уже двадцать лет, но рассудок его, как у четырехлетнего ребенка. Может ли такой сын продолжить род отца своего? И в нашем доме, в доме зайсана Налтанхина, нет детей! Пройдет еще пять, десять лет, и во всем Малодербетовском улусе переведутся люди белой кости…

— Что же ты посоветуешь нам, сестра? — поторопил ее нойон, скрывая улыбку. — Или ты придумала лекарство от бесплодия?

— Лекарства я не знаю. Но как получить моему супругу наследника, придумала. И прошу позволения…

— Я же сказал — говори все, что думаешь, сестра!

Байчха повернулась лицом к багше:

— Если вы не хотите оставить пятьсот дворов аймака Налтанхин без юного зайсана, позвольте Хембе жениться на молодой женщине, которая и принесет ему наследника… Муж мой еще не стар, уверяю вас! — со смущением закончила наконец Байчха.

Нойон и Бааза-багша переглянулись и уставились на Байчху с изумлением, резонно полагая, что зайсанша тронулась умом в горе, от непрестанных дум своих.

— О, хяэрхан, зунква минь, — тихо проговорил Бааза-багша. Руки его, перебиравшие четки, дрожали. Он впервые слышал подобное от замужней женщины.

Нойон, прищурив глаза, с любопытством наблюдал за Байчхой.

— Вы, видимо, думаете, что я заболела, — поняла их обоих Байчха. — Нет, я не жалуюсь на здоровье. Болит только моя душа. Если вы, мудрейшие из мужчин, меня не поймете, то кто же поймет?

Первым пришел в себя нойон Дяявид.

— Почти сорок лет вы прожили в добром согласии с Хембей, и многие соседи ставят вас в пример… Предположим, что все свершится так, как ты задумала, сестра… В дом Хемби придет новая жена… А куда денешься ты?

— Простые люди не поймут вашей затеи, сочтут за блажь… — нахмурился Бааза-багша. — Скажут, если господа поступают в нарушение законов веры, нам и подавно бог простит!

— Я думала и об этом, — развивала свою мысль Байчха. — Есть же такой закон у казахов и татар…