Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он развернулся, собираясь уйти. Женщина в соседней комнате, словно прочитав его намерения осушить ее, убить, начала звать на помощь охрипшим голосом. Габриэла снова попыталась подняться с кровати, позвала Эмилиана.
– Я не испытываю к тебе отвращения, – сказала она, отделяя каждое слово, протянула к нему свои руки.
– Я не верю.
– Ну так подойди и убедись в этом сам, – она легла на подушку и закрыла глаза. Мысли в голове путались, но она пыталась подобрать нужные слова, чтобы попросить его отпустить женщину из соседней комнаты. Ни о чем другом сейчас думать было невозможно.
– Мне кажется, мы слишком разные, чтобы сделать это, – прошептал Эмилиан, нависая над Габриэлой. Она вспомнила его младенцем – таким обыкновенным, таким беззащитным. Разве он чем-то отличался от других детей? Нет.
Габриэла вздрогнула, увидев, как тело Эмилиана начало искриться, меняя формы. Метаморфозы превратили его в неясный контур. Что-то холодное и скользкое ожило у него между ног. Габриэла чувствовала, как это нечто слепо мечется из стороны в сторону, пытаясь найти ее лоно. Габриэла вцепилась руками в простыни, чтобы не оттолкнуть Эмилиана от себя. Он замер. Что-то тонкое и бесконечно длинное начало проникать в тело, глубже и глубже, сворачиваться, словно змея, пока не заполнило ее всю без остатка. Боль и отвращение смешались. Время замерло, как замер Эмилиан, как замерла тварь внутри тела Габриэлы.
– Кажется, ты говорила, что это понравится мне, – сказал Эмилиан, заглядывая в мысли Габриэлы. – Почему же тогда я чувствую, что это не нравится тебе?
– У женщин это не всегда так просто, – сказала Габриэла первое, что пришло на ум.
– Тогда сделай, чтобы было просто, – потребовал Эмилиан.
Воздух в комнате наполнился сладким до тошноты запахом. Эмилиан видел, как древние самки вендари пожирают самцов во время спаривания. Они почти не двигаются, и тела самцов дают им возможность выкормить потомство и самих себя, пока это потомство не родится. И да, голод действительно был. Голод продлить свой род. Самцы бросаются на более сильную самку, оплодотворяют ее, пока она питается ими, затем отползают в сторону, выжидают. Вот здесь и появляется голод. Вместо того, чтобы уйти, самец возвращается к самке и повторяет спаривание. Это продолжается до тех пор, пока у него есть силы.
– Укуси меня, – попросил Эмилиан Габриэлу.
– Нет.
– Ты должна! – его мысли проникли в ее мозг, показывая картины далекого прошлого. Ужас парализовал тело. – Укуси меня! Укуси, иначе это продлится вечно! – закричал Эмилиан.
– Я сказала, нет! – Габриэла открыла глаза, пытаясь встретиться с ним взглядом.
По его искрящемуся лицу катились слезы. Они капали на Габриэлу. Она чувствовала их соль. Потом все как-то неожиданно закончилось. Эмилиан поднялся на ноги и вышел из комнаты. Где-то далеко, в другом мире, закричала женщина. Один долгий, протяжный крик, затем хрипение, когда Эмилиан прокусил ей горло и начал пить ее кровь, и наконец тишина: мертвая, давящая на уши.
Когда Дарла вернулась в дом, Эмилиан спал на полу, возле кровати, где лежало тело Клары Зутер. В его снах был Гэврил – древний и могучий. Дарла видела это, чувствовала. Волнение Эмилиана передавалось и ей. Гэврил – могущественный вендари. Гэврил – убийца последней женщины их рода. Гэврил – хозяин пастбища, которое должен забрать у него Эмилиан. Эмилиан – претендент. Он должен встретиться с Гэврилом, сразиться с ним. Пустота против пустоты. И жизнь так коротка. Жизнь бессмертного, которому осталось прожить год, может, чуть больше.
Дарла склонилась к Эмилиану. На его губах засыхала кровь Клары Зутер. На его лице была кровь Клары Зутер. В его снах была кровь Клары Зутер. Но крови должно быть больше. Иначе Гэврил победит его. Гэврил, осушивший за свою жизнь миллионы сосудов, подобных Кларе Зутер. И еще у него было потомство, которое вендари лишили жизни. А потом пришли за матерью этих умерщвленных детей-монстров – вендари-самкой по имени Наама. Дарла видела ее в первый день после своего обращения. Легкая и воздушная. В самой высокой башне своего замка. Среди теней и крови. Гэврил забрал у нее жизнь. Жизнь матери своего потомства. Жизнь той, кого оплодотворил, рискуя своей жизнью. И теперь, много-много веков спустя, все повторяется. Его потомство ждет дня, когда сможет сразиться с ним. Эмилиан ждет. И это его единственная цель. Но в своих снах он неизбежно терпел поражение. В своих снах он был слаб. И сны не врали.
Дарла поцеловала Эмилиана в окровавленные губы. Его дыхание было ровным и глубоким. Она слышала, как бьется его сердце. Слышала, как течет по его венам кровь: сладкая, теплая. Все остальное перестало существовать. Один глоток. Всего один крохотный глоток. Дарла почувствовала, как метаморфозы меняют ее лицо, ее челюсть. Зубы вытянулись, превратились в иглы. Весь мир сжался до размеров артерии на шее Эмилиана. Несколько долгих мгновений Дарла боролась с собой, затем подалась вперед. Зубы-иглы проткнули кожу. Кровь из прокушенной артерии наполнила рот. Эмилиан проснулся. Мысли и чувства Дарлы наполнили его сознание. В них был голод, в них была жадность. И в них была мольба позволить ей сделать еще один глоток. Точно так же, занимаясь любовью со Своном в своей другой, уже почти забытой жизни, она просила его подождать еще одно мгновение. Жажда и секс переплелись в мыслях и чувствах Дарлы. Она прижалась к Эмилиану. Тело ее напряглось. По бледному лицу покатились крупные капли пота. Еще одно мгновение. Еще одно. Еще совсем чуть-чуть… Дарла затряслась, сжалась. Мир вспыхнул и погас. Метаморфозы оставили ее лицо. Силы оставили тело. Тяжело дыша, она повалилась на грудь Эмилиана. Ее кожа горела огнем, а кожа Эмилиана была такой холодной, такой гладкой. Дарла гладила его руки, вдыхала его запахи. Ей хотелось, чтобы это мгновение длилось вечность. Но вечность скоро должна была закончиться. Она знала это. Поэтому миг страсти и удовлетворения казался еще более сладким.
– Я забрала у тебя много сил? – тихо спросила она Эмилиана. Он не ответил, но она и так знала ответ. – У нас еще есть мальчик. Тони Зутер.
– Не хочу убивать ребенка.
– Тогда убей Габриэлу. Она все равно не понимает тебя.
– Она думает, что я буду жить вечно.
– Она никогда не станет служить тебе.
– Она уже служила мне, как мать служит своему ребенку.
– Ты об этом скажешь Гэврилу, когда вы встретитесь?
– Нет.
– Тогда поднимайся и убей ее.
– Я лучше убью ребенка.
– Из-за этого Габриэла возненавидит тебя сильнее.
– Думаешь, она ненавидит меня?
– Я вижу это в твоих мыслях, в твоих воспоминаниях.
– Почему этого не вижу я?
– Может быть, ты просто не хочешь видеть?
– Может быть.
– Ты вендари.
– Вендари живут целую вечность.
– Но ты и не человек.
– Нет.