пояса, длинные темно-красные ресницы, брови, разлетающиеся к вискам, пухлые губы, милые веснушки на матово-бледной коже. Только, в отличие от Юльки, Леона была здорова с самого рождения, а потому высока и статна. Пожалуй, я могу понять, отчего Ян Коханский, образованный человек лет на восемь ее старше, мгновенно потерял голову. Разве можно не влюбиться в такую красавицу?

Начинающийся рассвет давал достаточно света, чтобы за пределами дома мы видели, куда идти. Даже когда закончился парк, когда впереди нас ждали лишь лес и болото, мы хорошо видели тропинку под ногами. Сколько раз мы тут ходили, каждый кустик был знаком, каждая кочка, поэтому продвигались быстро, не останавливаясь. В какой-то момент я поймала себя на том, что мы почти бежим, что я запыхалась, но это скорее от волнения, чем от бега. Наконец впереди показались очертания сторожки. Пока еще неявные, плохо различимые в неверном рассветном свете, но чем ближе мы подходили, тем яснее я понимала, что это та самая сторожка. За годы, что она пустовала, она не только не развалилась, но стала будто бы даже крепче. И только подойдя совсем близко, я поняла, что ее недавно отремонтировали: доски под крышей были еще свежими, не почерневшими от времени, оконная рама тоже заменена. Дверь заперта на толстую щеколду, никак не открыть ее изнутри.

Пригибаясь, будто кто-то мог нас увидеть, мы подошли к окну.

– Подсадишь? – попросила я.

Элена с готовностью подставила ладони замочком, я встала на них одной ногой, ухватилась пальцами за край оконной рамы, подтянулась. Глаза не сразу смогли различить обстановку в сторожке, лишь через полминуты я смогла разглядеть заброшенную комнату, в которой из мебели только и было, что печь, стол да две лавки вдоль стены. Не сразу я увидела рядом с печью что-то большое, темное, только когда оно шевельнулось, тихонько ахнула и заставила себя сильнее прижаться к стеклу.

Это был не то человек, не то зверь. Сначала он показался мне огромным, но вскоре я поняла, что на нем просто объемная фуфайка. Волосы были длинными, спутанными, много лет не видевшими ни мыла, ни гребня. Лицо – черное от грязи, пальцы на руках скрюченные, ноги – кривые, с вывернутыми наружу коленями. Я понимала, что это человек, наш брат Николай, но испугалась так сильно, что вскрикнула, чем привлекла его внимание. Он повернулся ко мне, и я могла поклясться, что на мгновение его глаза сверкнули алым огнем. Прежде, чем я успела бы спрятаться, он рванул к окну. Я завизжала, напугала Элену. А может, она разомкнула руки от усталости, ведь я довольно долго стояла на ее ладонях. Мы обе повалились на землю, но не спускали глаз с окна. По счастью, Николай не разбил стекло, лишь прижался к нему страшным, нечеловечьим будто лицом, и открыл рот, обнажая желтые зубы.

– Пи-и-ить… – донесся до нас его голос, напоминающий звериный рык.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем Элена легонько тронула меня за руку.

– Надо уходить, – шепнула одними губами. – Давай, медленно.

В ее словах была правда, надо было уходить, пока Николай не разбил окно, не выбрался и не убил нас. А я была уверена, что он способен это сделать. Но не могла уйти. Он просил пить, и я не могла ему отказать в такой простой просьбе. Если отец приходил к нему пару часов назад, наверняка в следующий раз придет не скоро.

– Ты с ума сошла? – ужаснулась Элена, когда я сказала ей об этом. – А если он нас убьет?

– Он на цепи.

Я указала вперед, на окно, и Элена, приглядевшись, увидела то, что разглядела и я минутой раньше: на шее Николая виднелся широкий железный обод, а от него куда-то вниз уходила цепь. Даже если бы он разбил окно, все равно не добрался бы до нас. А значит, мы можем дать ему воды, не подходя вплотную.

Элена еще продолжала причитать о том, что я сумасшедшая, но я уже поднялась на ноги, направилась за дом, где, как я помнила, у старого Тадеуша был колодец. Главное, чтобы он еще не высох, чтобы было в нем ведро.

Колодец не высох, черная студеная вода хоть и плескалась глубоко, но длинная веревка с висящим на ней ведром до нее дотянулась. Должно быть, колодцем теперь пользовался отец или тот, кто приходит кормить и поить Николая. Ведро показалось мне новым, веревка тоже явно была заменена недавно.

Вытащив ведро с водой, мы направились к дому. Элена с ведром остановилась на безопасном расстоянии, а я с трудом отодвинула тяжелую щеколду, ухватилась за дверь, прислушиваясь. В доме стояла тишина, и она пугала сильнее звериного рыка Николая. Казалось, он притаился за дверью, и стоит мне только открыть ее, как бросится на нас. Кто знает, насколько длинна его цепь?

Здравый смысл подсказывал, что коротка. Отец ведь приходит к нему, заходит внутрь. Конечно, отец сильнее нас с Эленой, но наверняка тоже осторожничает.

Дверь тихо скрипнула, открываясь. Элена крепче сжала ведро, будто собиралась отбиваться им в случае чего.

– Николай, – тихонько позвала я, отворяя дверь шире. – Мы не причиним тебе вреда. Это мы, твои сестры.

Интересно, отец рассказывал ему о нас? С ним вообще разговаривали все это время, как с человеком? В уме ли он? Понимает ли что-то?

Николай сидел на полу под окном, со страхом и любопытством глядя на нас. Быстро осмотрев комнату, я увидела вбитый в земляной пол по центру крюк, оценила длину цепи. Судя по всему, Николай был сильно ограничен в передвижениях, до окна дотянулся с трудом, до двери ему и вовсе было не достать.

Махнув рукой Элене, я вошла внутрь, стараясь не дышать глубоко. В сторожке пахло мокрой землей, немытым телом и испражнениями. Должно быть, уборная у старшего брата тоже где-то тут. В углу на полу стояла большая миска, уже пустая. Сразу вспомнилась та, в Желтом доме, и слова Яна о том, что ее вылизывали. Эта была не такой блестящей, должно быть, ее еще не отполировали так, как ту.

Шумно пыхтя, в сторожку вошла и Элена. Николай, почуяв запах воды, тихонько зарычал и встал на четвереньки. Элена испуганно шарахнулась в сторону, и я перехватила у нее ведро, осторожно подошла ближе к Николаю.

– Вода, – сказала я. – Ты хотел пить.

Все так же на четвереньках, он сделал несколько шагов к нам и остановился, будто тоже боялся. Я разглядела на его шее глубокую ссадину с уже запекшейся кровью. Подумала вдруг, что отец мог бить его, отгоняя от себя или просто… по другой какой-то причине. В этот момент страх почти полностью вытеснила жалость к брату, я наклонилась, чтобы подвинуть ведро еще ближе, подозревая, что он не сможет дотянуться до него, выпустила его из виду. Услышала только окрик Элены:

– Леона!

А когда подняла голову, поняла, что подошла слишком близко: Николай одним прыжком преодолел расстояние между нами. Звякнула, натягиваясь, цепь, что-то словно толкнуло меня в спину, сбило с ног. Я упала на пол, ведро опрокинулось на меня, разлило воду на платье. Николай, большой и тяжелый, навалился сверху, и я зажмурилась от ужаса. Слышала рык Николая, устрашающий крик Элены. Отбивалась, пыталась отползти на локтях, но поскальзывалась в разлитой воде и падала снова.

Элене удалось стащить с меня Николая, и я смогла вдохнуть полной грудью, прийти в себя и оглядеться. Теперь Николай верхом сидел на Элене и, запрокинув голову, кричал что было сил. Этот крик закладывал уши, сжимал толстым ободом сердце. Не думая ни о чем, я бросилась на Николая сверху, а Элене удалось дотянуться до его миски и изо всех сил ударить ею брата по лицу. Едва ли миска могла причинить ему вред, но на несколько секунд дезориентировала. За это время я успела схватить Элену за руку