Просто удивительно в его возрасте так смущаться от подобных речей! Интересно, это черта характера или же наложило отпечаток место проживания и отсутствие большого опыта общения с девушками? Особенно такими по-столичному раскрепощенными, как моя сестрица.

Даже Вера посмеивалась, но при этом я видела тревогу на ее лице. Должно быть, думала, что царапину я получила в лесу, не совладав с нечистью. Я же не стала никому ничего объяснять, спряталась за чашкой кофе, которую Вера поставила передо мной, ухватила со стола свежую, горячую еще сдобную булочку.

– Кстати, Эмма, у меня пренеприятнейшее известие, – вздохнула Юлька, вдоволь насмеявшись.

– К нам едет ревизор? – хмыкнула я.

– Целых два!

Ей даже не понадобилось ничего объяснять, я и так все поняла: к нам собирались приехать тетушки. У нашей мамы были две старшие сестры: Анна и Анастасия. И если тетя Аня была счастливо замужем ровно двадцать два года, пока ее муж не умер от онкологии, имела троих детей и считала, что главное предназначение женщины – семейный очаг и досмотренные дети, то тетя Настя искренне не понимала, как можно ограничивать свою свободу. Нет, она тоже выходила замуж, целых четыре раза, и каждый раз раздевала мужа до исподнего, разводясь. Но поскольку олигархи на нее не покушались, имела после развода она не так много, как ей хотелось бы, быстро все проматывала и искала нового суженого. Тетушки, несмотря на разность характеров, были очень дружны, хоть и постоянно подкалывали друг друга и спорили по пустякам. Мы с Юлькой искренне любили обеих, но – честно – на расстоянии. Когда наши родители уезжали в очередную экспедицию, тетушки считали своим долгом брать нас под крыло, и мы с трудом терпели до того момента, как обе посчитают, что мы уже достаточно взрослые и нас можно оставлять одних. Самое смешное, что повторялось это каждую родительскую экспедицию, пока я не вышла замуж. И вот теперь я разведена, и тетушки, видимо, решили, что нам с Юлькой снова нужна помощь и надзор.

Остановить катастрофу в данном случае не представлялось возможным, поэтому уже утром следующего дня я отправилась в город на вокзал, чтобы встретить родственниц. Не рассчитала время и приехала сильно заранее, поэтому, купив в единственном открытом в это время суток кафе большой стакан латте, поудобнее устроилась в машине и достала телефон. Интернет здесь не летал, конечно, но был намного приличнее, чем у нас в усадьбе, а потому я решила поискать какие-нибудь сведения об Иване Коханском и его прадеде.

Несмотря на все, что произошло между мной и Иваном, я по-прежнему ему не доверяла. Он так и не показал мне дневник Яна, и мне казалось, ему было что скрывать. Он сказал, что Ян писал в дневнике, будто бы Николая нашли слишком поздно, тот был уже мертв. А я в своем сне видела иначе. Леона и Элена нашли Николая живым, и даже если после происшествия кто-то от него все же избавился, то они видели его живым, видели, что с ним стало! А значит, кто-то соврал: Леона Яну, Ян своему дневнику или же Иван мне. И если Леону и Яна я спросить уже не могла, то Ивана собиралась проверить.

Ни в одной из соцсетей Ивана не было. Людей с таким именем и фамилией вообще находилось немного, а потому я быстро проверила каждого, и никто не походил на моего соседа. Если и не было фотографий в профиле, то были друзья, и ни один из них не жил в этой местности. Если Иван на самом деле айтишник, то найти место его работы я не смогу, ведь он может вообще работать удаленно на другую страну, да и списки сотрудников такие фирмы в общий доступ не вывешивают, а если он врач, то могу попытаться.

Как выяснилось, всего в Беларуси четыре медицинских университета, и ни один из них в последние пятнадцать лет никто с именем Иван Коханский не заканчивал. Кроме того, я методично просмотрела сайты всех местных медицинских учреждений, благо списки врачей есть как в государственных, так и в частных клиниках, но такого врача и там не числилось.

Бросив телефон на пассажирское сиденье, я залпом допила холодный уже латте и уставилась в лобовое стекло. К вокзалу спешили люди, скоро должен прибыть поезд, и потому каждый торопился успеть купить билет или затащить тяжелый чемодан на перрон. На меня никто не обращал внимания.

Кто же ты такой, таинственный Иван Коханский? Почему тебя нигде нет?

Нет, я вполне допускала, что могла просто не найти его, те же университеты не каждый год выкладывали списки выпускников, да и на сайте больницы вполне могло не быть какого-то врача. Или же я вообще ошиблась, и Иван все-таки не врач? Зачем бы ему было врать о профессии?

А может, у него фамилия вовсе не Коханский. Это у нас много поколений рождались одни мальчики, у него могло быть по-другому. У Яна ли родилась дочь или у кого-то позже, но фамилия Ивану могла достаться другая. Правда, в таком случае это тупик.

Тем не менее перестать думать об Иване с того вечера я не могла. Как глупая школьница, вспоминала легкий его поцелуй, порой ловя себя на том, что касаюсь губ кончиками пальцев. Вместе с этим во мне будто бы шевелились неясные воспоминания Леоны о ее Яне. Я не могла вспомнить какой-то конкретный момент, все это было на уровне ощущений: прикосновение рук, взгляды, посланные друг другу улыбки и букеты полевых цветов. Я чувствовала, что влюбляюсь, но не могла понять: в Ивана или Яна.

Чувство это было приятно-щекочущим, окрыляющим, хоть и казалось немного смешным. Мне тридцать, я разведена, и надо же, ощущаю себя семнадцатилетней девчонкой, которая, стоит закрыть глаза, чувствует на губах вкус первого поцелуя.

До прибытия поезда оставалось пять минут, и я с сожалением выбралась из машины и отправилась на вокзал. Тетушки сошли с поезда последними. Я как наяву видела эту картину в вагоне: тетя Аня уже собрала вещи, стоит в проходе, ожидая, когда поезд прибудет на станцию, тетя Настя же еще дочитывает книгу, вальяжно развалившись на сиденье. Вещи ее не собраны, что страшно злит тетю Аню, и это забавляет тетю Настю.

– Поторопись уже наконец! – подгоняет тетя Аня, а тетя Настя удивленно смотрит на нее.

– Оттого, что я соберу свои вещи, поезд на станцию раньше не приедет. И выбирая, где ждать остановку, на сиденье или стоя в проходе, я выберу первое.

Я наблюдала такие эпизоды каждый раз, когда нам доводилось ехать куда-то вместе, и каждый раз удивлялась, как сестры еще не разругались из-за какой-то мелочи навсегда.

Расцеловав меня в обе щеки, тетушки придирчиво осмотрели и платье, и царапину на щеке.

– Ты совсем не загорела! – покачала головой тетя Аня. – Опять все время за ноутбуком проводишь?

– Загар вреден для кожи, – припечатала тетя Настя, поправляя широкополую шляпу на голове.

Несмотря на то, что она была сестрой мамы, а рыжина передавалась в нашей семье по папиной линии Вышинских, кожа тети Насти имела склонность к образованию веснушек, поэтому тетушка всегда тщательно предохраняла ее от солнца.

– Ну, вези нас в свою барскую усадьбу, показывай местные достопримечательности! – велела тетя Настя, оглядываясь по сторонам, будто ждала, что, как только мы покинем пределы вокзала, с обеих сторон дороги обязательно будут возвышаться сплошные замки и музеи. Кажется, кого-то ждет жестокое разочарование!

До самого дома рот у тети Насти не закрывался. Она вываливала на меня все, что произошло в Москве за почти месяц нашего отсутствия. Так я узнала, что, несмотря на мой отказ передать права, Вадим уже начал работать над вторым сезоном сериала. Об этом пишут все таблоиды, говорят все сплетники, только что рекламу пока не пустили.

– Мы их засудим! – твердила тетя Настя, а я вдруг поймала себя на мысли, что мне все равно. Хотят снимать второй сезон – пусть снимают. Я ничего писать не буду, но права могу продать. Дорого выйдет, мне нужны деньги на усадьбу, но продам. В конце концов, если я смогла написать Арину один раз, неужто