говоря, Олдерли солгал будущему мужу племянницы. И даже, возможно, совершил подлог и присвоил деньги своей подопечной. Более того — что, если он виновен в пособничестве цареубийце?

Тут я взглянул на ситуацию с другой стороны. Есть те, кому обвинение Олдерли в государственной измене сыграет на руку. Все его имущество будет передано Короне. Долги короля и его брата исчезнут, будто их и не было.

И что же делать мне? Помимо собственной воли я оказался замешан в этой истории. Я рассудил, что король обладает достаточной властью, чтобы вести официальное расследование и бросить на него все силы. Но он, точнее, его посредник Чиффинч решил не придавать дело огласке. Вместо этого они поручили мне разнюхать все подробности.

Знать о подобных вещах небезопасно. Так же, как и делать из них выводы. Но опаснее всего служить соглядатаем у господина Чиффинча.

III

Пепел и земля

28 октября — 10 ноября 1666 года

Глава 27

По воскресеньям домочадцы госпожи Ноксон обязательно ходили в церковь, а если хозяйка пребывала в особенно благочестивом настроении, то и дважды. В церкви не только встретишь половину соседей — там тебя может заметить кто угодно.

В следующее воскресенье госпожа Ноксон выстроила перед собой слуг, убедилась, что все выглядят прилично, и повела их от двора «Трех петухов» к облупившейся церкви Святого Климента Датского, стоявшей в середине Стрэнда. Кэт шагала рядом с Джоном: с одной стороны ее полностью загораживала его массивная фигура, а с другой высилась стена. Марджери шла позади вместе с мальчишкой. Кэт ее не видела, но спиной чувствовала недобрые взгляды. Девушка представляла, как они один за другим вонзаются ей в спину, словно отравленные стрелы, пока Кэт не становится похожа на ежа.

Скамья госпожи Ноксон стояла в нефе, возле кафедры — за такое удобное место хозяйка платила каждый год. Но остальные домочадцы поднимались на галерею для прислуги, откуда они любовались затылками сидевших внизу леди и джентльменов и гадали, кто из господ первым заснет во время проповеди.

После Пожара прихожан церкви стало намного больше, потому что приход был переполнен беженцами из сгоревших районов. Башня все еще использовалась в качестве хранилища для некоторых вещей погорельцев.

Они немножко припозднились, и Кэт не пришлось толкаться вместе со всеми во дворе. На балконе было многолюдно, и четверым слугам удалось встать только позади — там, где колонна загораживала и кафедру, и прихожан в нефе.

Для Кэт это была большая удача. Всю службу она простояла, опустив голову и развлекая себя мыслями о законах Витрувия: каждое правильно выстроенное здание должно обладать тремя качествами — firmitas, utilitas, venustas, — то есть быть прочным, полезным и красивым. «Как птичье гнездо или пчелиный улей, — любила говорить тетушка Эйр. — Наши гнезда мы должны строить в соответствии с теми же принципами». Витрувий наверняка не одобрил бы эту хаотичную, неудобную и плохо продуманную церковь.

По окончании проповеди сначала выходили те, кто сидел внизу, как того требовал статус прихожан, оплативших свои места: в церкви они занимали нижний уровень, но во всех остальных сферах жизни — верхний. Кэт покидала церковь одной из последних. По привычке она на некоторое время задержалась на крыльце, чтобы толпа успела разойтись. Кэт сделала вид, будто изучает новый отчет о смертности, вывешенный у двери. В свое первое воскресенье во дворе «Трех петухов» Кэт была уверена, что увидит в списке убитых имя Эдварда Олдерли, — она одновременно и желала, и боялась этого.

За спиной девушки послышалось тяжелое дыхание Джона. Слуга прокашлялся:

— Хочешь посмотреть шествие в день лорд-мэра?

Кэт нехотя обернулась:

— Не знаю.

— Может, сходим вместе?

— Наверное, в этом году шествие отменят. Не станут же они идти по пепелищу.

Джон глядел на нее так жалобно, что Кэт снова повернулась к отчету о смертности. Рядом с ним висело расписание похорон в приходе. И тут Кэт бросилось в глаза знакомое имя.

«Джеремайя Снейд».

У девушки закружилась голова. Ноги задрожали, и она прислонилась к Джону, чтобы не упасть. Он что-то говорил, но слова утратили для Кэт всякий смысл.

— Госпожа, вы знали человека по фамилии Снейд?

Госпожа Ноксон поглядела на Кэт и нахмурилась:

— Ну, что тебе опять в голову втемяшилось?

— Вы слышали это имя? Я имею в виду, недавно.

— Нет. А что, должна была?

Возвращаясь из церкви, Кэт с хозяйкой шли чуть впереди: госпожа Ноксон сделала вид, будто хочет отчитать «Джейн» за то, что девушка отвлекает Джона от его обязанностей.

— Это имя в расписании похорон у входа в церковь — Джеремайя Снейд, — пояснила Кэт.

— А тебе-то что за дело?

— Я знала одного Снейда. — Кэт приблизилась к хозяйке и огляделась по сторонам — убедиться, что разговор никто не слышит. Потом понизила голос. — Этот человек был другом моего отца. Возможно, Снейд знал, где он.

Госпожа Ноксон фыркнула:

— Теперь он тебе все равно ничего не скажет.

— Господин Снейд был женат. Если его супруга жива, я могу спросить у нее. Может быть, батюшка опять отправился за границу.

— Жив твой отец или нет, сейчас он тебе не помощник, — шепотом напомнила госпожа Ноксон. — Его разыскивают за государственную измену. Он цареубийца. Лучше тебе держаться от него подальше.

— Прежде чем я приму решение, мне нужно с ним встретиться. Это мой долг.

— Ну и глупая же ты девица.

— Вы можете узнать, где жил этот Снейд? Он был портным.

— Почему я должна утруждаться ради тебя?

— Вы же не хотите, чтобы я осталась у вас насовсем.

Госпожа Ноксон скривилась:

— А вот тут ты права. Чем раньше ты покинешь наш дом, тем лучше. Такие, как ты, все время притягивают неприятности.

Госпожа Ноксон улыбнулась Кэт, и от этого ее слова прозвучали не так резко.

Джеремайя Снейд служил с отцом Кэт во время войны. Он задержался в Армии нового образца на несколько лет дольше, чем господин Ловетт, однако после отставки Снейда друзья возобновили знакомство: Снейд частенько бывал в доме на Боу-лейн и даже обедал с хозяевами. В детстве Кэт смотрела, как они вместе молятся: ее отец высокий и худощавый, Снейд маленький и толстый.

Кэт не сводила с