Али отдаст грабленое, али ратиться ему с нами придёт. Владимир же пущай в Смоленск езжает. По нашему зову смолян да ростовцев приведёт в подмогу.

— Прав ты, — согласился Изяслав. — Доколе ж нам терпеть крамольника сего? — Он развёл руками. — Разом бы с им и покончить.

— Одна тут только есть трудность, братья. Побить Всеслава надо нам успеть до весны, до распутья. Когда реки разольются, дороги развезёт, какая уж там будет война, — предостерёг братьев Всеволод.

— Воистину тако! — тотчас с готовностью поддержал младшего брата Святослав.— А потому пущай каждый из нас не мешкая идёт в свою волость и собирает дружину и полк! — заключил он.

Князья один за другим встали. Вслед за отцом торопливо, словно боясь отстать от старших, вскочил со скамьи и Владимир. Обняв сына за плечи, Всеволод провёл его к себе в покои.

Весь вечер они сидели вдвоём за крытым алым ромейским бархатом столом. Всеволод наставлял Владимира:

— Не теряй никогда зря времени, сынок. Утром же завтра выезжай в Смоленск.

Глядя на заметно возмужавшее обветренное лицо сына с пушком над губами и на подбородке, он с улыбкой добавил:

— Многому ты уже научен. Знаю усердие твоё в языках, в ратном деле тоже ты не последний, но тебе ещё предстоит обучиться главному — править людьми. Будь со всеми одинаково добр и вежлив, но не спускай никому лиходейства. Больше перенимай у старших, особо у воеводы Ивана. Уразумей: жизнь наша сложна и трудна. Тебе уже тринадцать. Быстр бег времени. — Князь вздохнул. — И один Всевышний ведает, что ожидает нас. Ну, ступай, верно, с Богом. В Смоленске наберёшь дружину, пешцев. И жди грамоты моей. Укажу в ней, что вам дальше делать.

Он трижды перекрестился и облобызал сына.

Утром Владимир наскоро собрался в путь, благо молодшая ростовская дружина, упреждённая воеводой Иваном, уже была наготове. Перед отъездом княжич прошёл на хоры собора Софии, выслушал молитву, а когда возвращался, у самых врат встретились ему в сопровождении сонма боярынь разряженные в шелка Гертруда и Ода с набелёнными лицами и подрумяненными щёчками. Владимир невольно залюбовался красотой юной Оды, её походкой и хитроватыми серыми глазками. Всходя по высоким ступенькам лестницы, Ода приподняла подол платья, и взору княжича предстали маленькие, обутые в сандалии ножки, словно выточенные искусным мастером из мрамора.

— Куда путь держишь, Владимир? — пропищала тоненьким голоском Ода, лукаво улыбнувшись.

Владимиру вдруг сделалось настолько неловко, что он покраснел и опустил голову, пробормотав:

— В Смоленск, светлая княгиня, на стол княжеский.

Хорошенькое личико Оды просияло от удовольствия. Ещё бы, её назвали светлой княгиней при этой противной, злой Гертруде. Глаза Оды будто говорили Владимиру: «Всё, что хочешь, сделаю для тебя».

— О, как прекрасно! — внезапно воскликнула она, захлопав в ладоши. — Как бы я хотела уехать с тобой! Но нет! Сиди тут, жди, когда Святослав увезёт в свой Чернигов!

Она капризно поморщилась и передёрнула плечами.

— У каждого из нас своя судьба. Неси крест свой, княгиня, — холодно ответил ей Владимир, замечая, как вмиг потускнело её лицо и надулась розовая губка.

«Девочка неразумная! — подумал он. — Господи! Наставь и просвети рабу свою заблудшую!»

Наскоро простившись с княгинями, юный Владимир поспешил на площадь и взобрался на подведённого дружинником вороного коня с длинной густой гривой.

Почему отвернулся он сейчас от Оды, столь милой и ласковой? Потому что Ода ветрена, непостоянна и капризна? Или... Владимир до мельчайших подробностей помнил давешний разговор в Изяславовой палате. Князь Святослав! Такой большой, сильный, могучий, властный, грозный во гневе. Зачем делать его врагом, зачем ссорить этого великана с отцом? Ведь Ода его жена, и Святослав наверное знает, как она хороша собой. А может, потому юный княжич старался сейчас забыть лик Оды, что другое, ещё более прекрасное, лицо с серыми, как лесные северные озёра, глазами, навсегда потерянное для него, но такое, которое невозможно забыть и выбросить из памяти, вставало перед его мысленным взором?

Он сам, если б кто спросил, не смог бы ответить на эти вопросы, ибо, лишь раз обернувшись и увидев, как Ода и Гертруда, стоя у решётчатого окна в боковой башне собора, машут ему платочками, через мгновение уже перестал думать и об Оде, и обо всём том, что осталось у него за спиной.

Ветер свистел в ушах от бешеной скачки. Дружинники и воевода Иван не отставали от своего князя и только за городом, в поле, следуя его примеру, перевели коней на шаг. Воины оживлённо переговаривались между собой.

— Развратницы сии латинянки! — покачал головой Гюрята, старший дружинник, темноволосый полный человек лет пятидесяти. — Ишь, стервь, ещё задом крутит и платье задирает, дабы ноги видны были.

— Зато экие ножки! Небось Гюрята, загляделся. Да, рыженькая-то что надо девка! — мечтательно причмокнул языком Столпосвят, молодой воин с насмешливыми голубыми глазами.

— Да тебе не по зубам, — угрюмо заметил, скривив рот, Годин, ратник с глубоким сабельным шрамом на левой щеке.

Дружинники громко захохотали.

— Вот тако и позавидуешь князю Святославу, — сквозь смех вымолвил сотник Рагуйло.

— Чему завидовать? Девчонка ещё, а уж, поди, и мужу неверна. Худой женой будет, — с грустной усмешкой сказал Гюрята. — По моему разуменью, князья наши уж шибко на иноземок глядят. Лучше б на славянках женились, на своих. На Руси ить что ни баба, то и цветок.

— Будто у нас неверных жён нету, — возразил хмурый Годин. — Тоже, поди...

— Глуп ты! — сердито перебил его воевода Иван. — Хотя б при князе юном языки попридержали за зубами, лиходеи. Рази ж в бабах дело? Женитьба князьям надобна не для того вовсе, о чём вы тут баили соромно. Оно, конечно, к лучшему, еже жена и хозяйство ведёт, и мужа свово любит, души в ём не чает, и мать справная. Но важней тут иное — браки княжьи ради блага Руси вершатся! Уразумели?

— Ну-ка, поясни, воевода. Туги мы на ум, не шибко-то тя разумеем, — попросил Столпосвят.

— Ну вот, к примеру, Владимир Святославич, прадед твой, княже, оженился на греческой царевне, Анне. Для чего, вопрошу? Не по любви же, не красы ейной ради — не видал ить её ни единого разу до венчанья — а потому как заручиться надоть было соузом с братом её, базилевсом Василием. Окромя того, показать хотел князь, сколь Русь наша велика