Посол долго дожидался ответа. Наконец, со стены выкрикнули:

— Дайте роту на кресте святом, князи, что не полоните князя Всеслава, не удержите его силою в стане своём!

— Скажи, что клянёмся! — в нетерпении заорал биричу Святослав. — Никто его не полонит! Не сотворим ему никоего зла! На кресте святом клянёмся!

Он, а следом за ним Всеволод и Изяслав на виду у осаждённых приложились устами к большому серебряному кресту, поданному войсковым иереем.

— Князь великий стольнокиевский Изяслав Ярославич, а такожде братия его князи Всеволод и Святослав дают роту, что не станут чинить лиха князю Всеславу! — Бирич вконец охрип, лицо его стало красным от натуги.

Крепостные ворота со скрипом отворились. Вереница всадников, прогромыхав копытами по узенькому мостку, перекинутому через ров, медленно приблизилась к берегу Днепра. Вместе с конями воины погрузились на большие ладьи-насады, переплыли реку, потом снова сели на коней и подъехали к лагерю Ярославичей. Среди прибывших выделялся необыкновенно высокий могучий человек с круглым лицом и густыми нахмуренными бровями, из-под которых упрямо смотрели светлые большие глаза. Он был в чёрных сверкающих доспехах, на плечи его ниспадала кольчужная бармица, на остроконечном шеломе блестел озаряемый лучами солнца языческий оберег.

«Всеслав!» — догадался сидевший на коне рядом с отцом Владимир.

Он пристально всматривался в черты лица полоцкого князя. Надо же, совсем не таким представлялся ему ранее Всеслав. Разве он темнолик и схож с торком, как говорили люди?

«Да ведь не про наружность люди сказывали! — невольно усмехнулся своим нелепым мыслям Владимир. — Не лицом — деяньями своими Всеслав с торком схож».

Полоцкий князь остановился всего в нескольких шагах от Владимира, возле Изяславова шатра, громко прокашлялся и спросил, неприятно обнажив крупные здоровые зубы:

— О чём толковать желаете, князи?

Семнадцатилетний Святополк, который сидел на коне справа от Владимира, взглянул на Изяслава, словно вопрошая: «Можно мне?»

Изяслав чуть заметно кивнул. Князья заранее условились, что говорить будет Святополк. Пора ему проявить себя, показать свой ум. Не век же сидеть за спинами старших.

— Мы хотим мира, — негромко начал Святополк. — Не к чему зазря убивать людей. Ты ведь нам родич, и мыслим мы с тобою уговориться. Вороти иконы, колокол с новгородской Софии, злато и пленных, коих ты увёл из Новгорода, и ступай себе с миром.

— Почто ж буду я отдавать вам своё добро? За Новгород вы мне уже отплатили, пожгли и пограбили Меньск, сотворили зло великое в деревнях, в сёлах. А злато новогородское и полон раздал я своей дружине. Желаете воротить — что ж, осильте сперва.

Всеслав нагло сверкнул глазами и рассмеялся.

Святополк, как бы невзначай, положил руку на крыж вложенной в обшитые зелёным сафьяном ножны сабли. Заметив его движение, Всеслав нахмурился и сделал то же.

Всеволод, беспокойно перебирая пальцами бороду, поспешил вмешаться и спросил:

— Ты снова жаждешь крови? Не довольно ли уже?

— А пущай и тако! — злобно осклабился Всеслав.

Всеволод оглядел братьев. Святослав хмуро молчал, потупив взор, Изяслав обливался потом. Смуглое лицо Святополка потемнело от злости. Всеволод понял: должен всё сделать он. Он придумал, ему и держать ответ. В мыслях обратившись к Богу, он, едва шевеля бледными, дрожащими от волнения устами, тихо приказал гридням:

— Взять его.

Странно, он всегда говорил тихо в самые важные, решающие мгновения, но почему-то все те, кто был рядом, отчётливо слышали и понимали смысл сказанного.

— Вы клялись на кресте, что не удержите мя силою! Чрез крест святой преступаешь, Всеволод! — вспыхнул Всеслав, обнажая меч.

Сразу двое переяславских дружинников схватили его за могучую десницу. Меч полетел наземь. Всегда жадный до чужого добра Святополк спешился и взялся за дорогую, украшенную смарагдом рукоять.

— Попробуй-ка, Влада, сколь тяжек у лиходея меч, — молвил он, вытирая с чела пот. — Верно, на целый пуд потянет.

Владимир нагнулся, подхватил меч правой рукой и едва не вывалился из седла. Только приложив все свои юные силы, поднял он злополучное богатырское оружие.

«Далеко же мне ещё до настоящего мечника-храбра!» — с горечью и досадой подумал молодой князь.

Всеславовых спутников-гридней после недолгой схватки скрутили киевские отроки, а сам полоцкий князь, связанный крепкими ремнями, лежал на крытом соломой возке и хрипел от злобы:

— Роту преступили, князи! Да будьте вы прокляты! Обманщики богомерзкие! В аду вам гореть!

— Да замолчь ты! — прикрикнул, бледнея, раздражённый Святослав. — Язычник нечестивый! В цепи крамольника! Брат Изяслав! В Киев бы его свезти да в поруб[246] кинуть!

— Да-да, брате, — согласно закивал киевский владетель. Обернувшись, он сделал знак киевским гридням.

Ошеломлённый Владимир с ужасом смотрел на искажённое дикой ненавистью лицо Всеслава. Страшная мысль молнией сверкнула в голове отрока: «Отец! Как мог он порушить данную роту?!»

Владимир поискал глазами отца. Всеволод натянуто улыбался чему-то, разговаривая со Святополком.

— Отче, как же? Ведь ты клятву преступил! Обещали вы не чинить Всеславу лиха, и вот... Ведь се — грех, грех тяжкий, неискупимый! — взволнованно выпалил Владимир.

— Ты ещё юн, сынок, — тяжело вздохнул Всеволод. — Вырастешь, узнаешь, какова цена обещаниям. По-иному было нельзя.

Подумай, сколько бы ещё крови пролил Всеслав, сколько бы погибло невинных из-за его глупого упрямства. То был бы больший грех. Да, я согрешил, но зато сколько людей вернутся к своим очагам, целые и невредимые. Запомни, сыне: когда возможно, всегда избегай кровопролития. Теперь буду молить Господа о прощении. — Всеволод говорил тихо, едва слышно, морщины волнами бежали по его высокому челу.

Владимиру стало жаль отца.

— Да, ты прав, — вымолвил он после долгих раздумий. — Постигаю я тебя... разумом... Но не приемлю душою.

«А как бы я сам поступил? — спросил Владимир сам себя. Даже и не ведаю. Нет, верно, так же».

Глава 37

СКОРБНАЯ ВЕСТЬ

Полонив Всеслава, князья разошлись по своим волостям. Всеволод, особенно не спеша, жалея утомлённых коней, отправился в Переяславль.

«Всё ж таки негоже сотворили мыс Всеславом! — размышлял он дорогой. — Но как иначе? Пошла бы смута, усобица по земле Русской, людей, как траву, кося».

В Переяславле, как оказалось, дожидался его ромейский посол — патриций Кевкамен Катаклон.

«Верно, вести важные имеет». — Всеволод, переоблачившись в голубой зипун, порты из иноземного сукна и алую отороченную золотой нитью шёлковую рубаху, не мешкая позвал ромея к себе в