Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Френсис вздохнула:
— Ну хорошо, Ломакс, можете поговорить со всеми этими людьми. Однако вы работаете не в одиночку — вы работаете с нами. Через пару дней приходите в офис, тогда и обсудим, что вам удалось выяснить. Надевайте костюм, и я жду вас.
— Так тяжело носить этот глупый костюм, Френсис. В нем я перестаю быть самим собой.
— Тогда постарайтесь вообразить себя кем-нибудь другим. — Ломакс вздохнул. — И не вздумайте говорить с ее братом. Этим займется Курт.
— Но он же единственный оставшийся в живых член семьи. Он может рассказать о них все.
— Вот поэтому я и хочу, чтобы именно Курт опросил его.
Поздним вечером Ломакс отвез свой отчет в «Сэш Смит». Администратора сменил ночной сторож. Он взял письмо, но не разрешил Ломаксу войти. В конце концов Ломакс убедил его принести снимок Джулии, оставленный им на столе. Сторож вернулся через несколько минут.
— Какая красотка, — сказал он, неохотно отдавая снимок. Ломакс жадно всматривался в фотографию. Он пообещал Гейл, что начиная с завтрашнего утра займется ею.
Утро выдалось пасмурным. Ночью шел дождь, и трава пропиталась водой. С листьев капало. Из своего логова Ломакс видел, что даже стволы деревьев потемнели от влаги. Белка-акробатка уставилась на него, вися вниз головой. Белка тоже промокла.
На Гейл было платье, купленное, как подозревал Ломакс, специально для свадьбы. По тому, как платье сидело, ощущалось, что надели его впервые. Вероятно, Гейл не доставляло удовольствия ни выбирать, ни примеривать обновку. Она держалась неуклюже, как-то скривившись набок.
Глаза Ломакса остановились на Джулии. Очертания ее скул и челюсти казались такими резкими, что отбрасывали крохотные треугольные тени. Ломакс с усилием перевел взгляд на Гейл. Он заметил пухлость щек и отсутствие талии. Талию Джулии скрывал свадебный букет. Над ним сияла брошь. На руке, держащей букет, виднелось обручальное кольцо. Ломаксу хотелось рассматривать ее пальцы — по очереди, один за другим.
Он заставил себя вернуться к нескладным рукам Гейл. Она явно не знала, что с ними делать, и сжала ладони в кулачки. На руке были часы — одни из тех, что Ломакс заметил на полицейской фотографии. Этими часами и ограничивалось сходство между двумя снимками. На свадебной фотографии Гейл носила безобразные очки в роговой оправе. Она разжала губы, словно на приеме у дантиста. Гейл улыбалась, но улыбка выглядела незавершенной, словно девушка в любую минуту могла заплакать или заговорить. Улыбка Гейл заинтересовала Ломакса. Ему понравилось, как девушка смотрит мимо фотоаппарата. Глядела ли она на кого-то третьего, кто заставил ее смеяться? Или улыбалась собственным тайным мыслям?
— Она выглядит неглупой девушкой, — сказал Ломакс по телефону Джулии.
— Да, — согласилась Джулия, — наверное.
— Но хорошенькой ее не назовешь. Она избавилась потом от своего щенячьего жирка?
— М-м-м, по-моему, она сидела на диете.
Голос Джулии звучал неуверенно, словно ей не очень хотелось делиться с Ломаксом какой-либо информацией о Гейл. Как обычно, он ничего не мог из нее вытянуть.
— Как долго она жила с вами?
— Она приехала незадолго до того, как мы с Льюисом поженились. А затем, на втором курсе в Традесканте, снова уехала.
Прежде чем задать следующий вопрос, Ломакс замялся.
— Она тебе нравилась?
Возникла пауза.
— Разумеется. Я любила ее. Мы были семьей.
Он задал всего лишь несколько простых вопросов, но казалось, что даже они ранили Джулию. Ее вообще очень легко было задеть. Ломакс старался, чтобы голос звучал как можно мягче.
— Она была для тебя чем-то вроде дочери?
— Ну, наверное… хотя ни Ричард, ни Гейл не считали меня матерью.
— Тогда кем же? — настаивал Ломакс. — Подругой?
— Или сестрой. Мы с Ричардом почти ровесники, а Гейл всего на несколько лет младше. Я была для них старшей сестрой.
— А ты? Тебе нравилось иметь младшую сестру?
— Конечно! Я всегда этого хотела. Мне хотелось… только не смейся, я всегда хотела иметь младшую сестру.
Ломакс посмотрел на свадебную фотографию. Неуклюжая Гейл улыбалась сама себе. Он был уверен, что воображаемая сестра Джулии не могла быть похожа на Гейл.
— Я хотела сестру и получила ее. Это замечательно.
Ломакс понял, что вспоминает собственную сестру. Ребенком он мечтал о ней, а когда сестра наконец появилась, ему исполнилось уже восемь. Он не мог поверить, что сам выдумал это чудовище. Однако проходило время, и негодование маленького Ломакса шло на убыль. Сестра была тихим ребенком и росла как-то тихо и незаметно. Он вспомнил крохотную фигурку в надутых подгузниках, поглощенную какой-то молчаливой игрой посреди двора. Ломакс смотрит на нее из окна, но сестра не замечает его. А позднее, гораздо позднее, на каникулах в колледже, когда он уже задумывался о девушках и свиданиях, Ломакс видел из окна, как сестра в одиночестве ждет школьный автобус в конце аллеи, ведущей к дому. Высокая и тонкая, она стоит, слегка склонив голову. Прямые волосы закрывают затылок и часть спины. В руках у сестры какой-то музыкальный инструмент в маленьком квадратном футляре. Что это было? Флейта?
— Почему Гейл переехала к вам? — спросил он.
— Ее мать была алкоголичкой. Пила годами. Потому Льюис и оставил ее. И когда Гейл уже больше не могла выносить все это, Вики определили на социальное обеспечение, а Льюис забрал Гейл к нам.
— Туго ей пришлось.
— Для нее это было так ужасно. Просто невыносимо. Присматривать за матерью, извиняться за нее, постоянно испытывать неловкость.
— Гейл повезло, что она нашла тебя.
Джулия мягко рассмеялась:
— Это мне повезло, что меня нашел Льюис.
В ее тоне слышалась такая преданность, что Ломакс почувствовал себя уничтоженным. Больше он не смог задать ни одного вопроса.
— Я еще не рассказывала тебе о вечеринке, которую устраивал Добермен, — напомнила Джулия. — Ломакс, разве тебе неинтересно?
Ломаксу было неинтересно.
— Разумеется, интересно, — ответил он.
— Было так замечательно, — сказала Джулия, — и все из-за профессора Берлинза.
— Берлинза? Как он?
— Такой же милый, как всегда. Было так весело, ты должен был прийти.
— Меня не приглашали.
Ломакс расстроился. Ему не было никакого дела ни до Добермена, ни до его вечеринки. Ломакса задел тон, которым Джулия говорила о Льюисе. Пришлось напомнить себе, что Льюис мертв. В голосе Джулии сквозит такое обожание, потому что она ничего не знает о малышках из клуба, с которыми спал Льюис. Мгновение Ломакс боролся с искушением рассказать Джулии об Элис.