— Знаешь, я не могу общаться на равных с человеком, у которого есть своя служба безопасности.

— Опоздала. — Никите тоже пришлось встать. — Мы с тобой общались на равных целый месяц. И я собираюсь и впредь продолжать в том же духе. Ты здесь больше не останешься ни дня.

— Не командуй.

— Ты здесь больше не останешься, — повторил Никита. — А теперь давай рассказывай.

— Ну почему я всегда тебя слушаю? — с досадой пробормотала Нина.

— Это я тебя слушаю. Начинай.

Но Нине трудно было начать. Он видел, как судорога прошла по ее тонкому лицу. Она принялась убирать в шкаф выложенные из чемодана вещи.

— Сядь поудобнее, — сказала она, освободив диван. — Я, пожалуй, кофе сварю. Рассказ будет долгий. Ты можешь налить воды в чайник? — На лице у Никиты невольно отразился ужас, и Нина улыбнулась — впервые за это утро. — Можно в ванной, если там не занято. Дверь напротив.

Никита взял у нее электрический чайник. Возвращаясь в квартиру, он невольно заглянул в кухню, где стояли две плиты и несколько грубо сколоченных столиков с табуретками, и ему стало страшно. Конечно, где-нибудь в глубинке люди живут еще хуже, но Нина, его Нина, его «загадочная леди», не должна так жить.

Ванная поразила его даже больше, чем кухня. Она была заставлена тазами и ведрами, душа не было вообще, покрутив краны, Никита убедился, что идет только холодная вода. Даже газовой колонки не было. «Мы с мамой оказались в коммуналке без горячей воды». Так, кажется, она сказала. Значит, все эти годы…

Наполнив чайник, Никита вернулся в комнату, где уже весело жужжала кофемолка.

— Где ты собираешься варить кофе? — спросил он.

— Здесь, а что?

— Я хотел сказать, если в кухне, то не стоит.

— С таким подходом я бы уже давно умерла. Я без кофе жить не могу. Но у меня тут плитка есть, видишь?

На широкой буфетной стойке стояла печка — не СВЧ, а инфракрасная печка с электрической конфоркой наверху. У Никиты такая была на даче, но он прекрасно понимал, зачем Нина держит ее в московской квартире. В такую кухню лишний раз не выйдешь.

— Все не так страшно. — Она словно угадывала его мысли. — И потом, я привыкла.

— Теперь будешь отвыкать.

— Не командуй, — в третий раз повторила Нина.

Она высыпала смолотый кофе в турку, залила водой из чайника и водрузила на конфорку. Пока кофе закипал, Нина достала из буфета две чашки, поставила на стол.

— У меня еды почти нет. Я не могла ничего купить с чемоданом и Кузей на руках.

— Без проблем, — отозвался Никита. — Сейчас кого-нибудь из ребят сгоняю.

— Каких ребят?

— Охранников. Я по Москве без охраны не езжу.

— Знала бы… — сердито начала Нина.

— Брось. Это не роскошь, а насущная необходимость. Тебе самой сейчас охрана не помешает. Ну, давай рассказывай. Я только скажу ребятам, чтобы купили что-нибудь…

— Не надо, — остановила его Нина. — У меня есть банка консервированных сосисок. Но хлеба нет. Будешь?

— Буду. И можно без хлеба, как говорил Винни-Пух. Давай нож, я открою, — предложил Никита, когда она достала банку из холодильника.

Он открыл банку, Нина подогрела тонкие копченые сосиски в их собственном бульоне на конфорке своей плитки и выложила на тарелки. Они сели у круглого обеденного стола.

— Ну? — спросил Никита.

— Сперва я должна тебя кое о чем предупредить, — мучительно волнуясь, начала Нина. — Я считаю гомофобию разновидностью фашизма, и если у тебя есть предубеждение против геев, тогда нет смысла рассказывать.

Такого поворота Никита не ожидал.

— Это история про гомосексуалистов?

— Да. В мире моды гомосексуалистов много, у них очень развито эстетическое чувство. И я считаю, что Бог создал всех людей, в том числе и нетрадиционной ориентации. Они не виноваты, что они такие. Среди них попадаются милейшие люди… У меня есть друзья, и с ними очень приятно общаться. Они видят в женщине личность, а не сексуальный объект…

— Это камешек в мой огород? — перебил ее Никита.

Нина только отмахнулась.

— Я хотела бы услышать…

— Как я отношусь к геям? Я к ним не отношусь.

— Не остри, — рассердилась Нина. — Мне важно знать.

— Мне все равно, кто с кем спит, — сказал Никита. — А теперь, когда мы расписались в нашей политкорректности, расскажи, что с тобой случилось.

— Я уволилась от Кристы Нильсен и пошла работать в другое ателье.

— Я думал, тебя не взяли, — вставил Никита. — Ну из-за того скандала с фотографией.

— Нет, меня взяли. В Дом моды Валерия Щеголькова. Это крупная фирма, не чета Кристе. У них собственное производство, швейная фабрика в Ивантеевке, большой штат. Валерий Щегольков — гей. Правда, он-то как раз человек не очень приятный. Истеричный, мнительный, завистливый… Но не это важно. У нас было разделение труда: он делает «эксклюзив», модели высокой моды, а все остальные работают в области готового платья. Меня это устраивало. Мы с ним почти не сталкивались. Я проработала у него четыре с лишним года.

— Но потом что-то случилось, — подсказал Никита, когда она умолкла надолго.

— Да. Оказалось, что у него есть тайный партнер. Я еще гадала: откуда такие деньги? Такой размах? Лучше бы я не знала. Только ты не подумай, — торопливо добавила Нина, — я за ним не шпионила и ничего не вынюхивала. Это вышло совершенно случайно. Так глупо… Из-за такой бабской ерунды…

Увидев слезы у нее на глазах, Никита встал из-за стола, обнял ее за плечи и увел на диван. Кузя подбежал и положил передние лапы ей на колени. Она привычным жестом взяла его на руки.

— Что же все-таки произошло? — спросил Никита.

— Как-то раз — это было в середине апреля — я задержалась на работе. Хотела доработать один фасон, с ложным жакетом.

— Сложным?

— С, — Нина сделала нарочитую паузу, — ложным. Пишется раздельно. Это сложно объяснить. Пишется слитно. — Она нахмурилась. — Но я должна тебе рассказать, как у нас там все устроено, иначе не поймешь. Особняк двухэтажный на Покровке. На первом этаже демонстрационный зал с подиумом, и к нему примыкает раздевалка для манекенщиц. Оба помещения — без окон. Только искусственное освещение.

— Почему? — спросил Никита. Ему показалось, что она ждет вопроса.

— Чтобы не подглядывали. В мире моды процветает шпионаж. Все передирают друг у друга фасоны. Криста Нильсен до сих пор использует мои эскизы. Они у нее остались, когда я уволилась. И конкуренция ломовая. Один несанкционированный снимок в газете перед показом может погубить всю коллекцию. Ну, про несанкционированные снимки я тебе уже рассказывала.