Центра. Я связываюсь с товарищами из Сопротивления, если они готовы – то! – Шнайдер поднял руки, отпуская невидимых голубей. – Пара дней – и все, все закончится. Понимаешь?

– Да, – Кэт настраивала рацию.

– Не могу поверить, – Шнайдер опустил ей руку на плечо. – В голове не укладывается, что все это, наконец, кончится. Вот этот весь кошмар, бред, это все наконец улетучится.

Кэт осторожно высвободила плечо, Шнайдер понимающе улыбнулся и отошел.

– Отправляй, – скомандовал он, закуривая сигарету.

Кэт быстро отстучала послание в Центр и сложила рацию.

– Когда ответ? – спросил Шнайдер.

– Завтра в три сеанс связи, как всегда, – ответила Кэт. – Вы придете?

– Конечно, – Шнайдер глубоко затянулся. – Обязательно приду. Кстати, предлагаю выйти прогуляться. А то все мы как-то в помещении, а на улице, глядишь, вот-вот весна начнется.

– Куда пойдем? – спросила Кэт.

– В парк? В зоопарк?

– В зоопарк! Если он только не хуже, чем в Москве!

– В Москве бывал, зоопарка не видал, – Шнайдер развел руками, – но у тебя будет хороший шанс их сравнить. Поехали?

– Поехали.

Шнайдер любил Берлинский зоопарк. Ему нравились бревенчатая изба бизонов, минареты на доме антилоп, белый молельный дом зебр и аквариум, похожий на собор.

Кэт и Шнайдер прошли через азиатские «Слоновьи Ворота». Над двумя серыми индийскими слонами из песчаника возвышался обломок деревянной пагоды, раскрашенной красным, зеленым и желтым. На фоне классической берлинской архитектуры неярких оттенков выглядело это довольно смело.

Шнайдер подошел к кассе и предъявил удостоверение работника СС.

– Добрый вечер, – улыбнулась кассирша. – Рада вас видеть, господин Шнайдер.

Шнайдер недоумевающе взглянул на нее и только тут узнал в ней фрау Шульц с нижнего этажа, которая в свое время пыталась нарушить его романтическое уединение с фрау Бауэр.

– Добрый день, – искренне, как только мог, улыбнулся он в ответ. – Рад вас видеть. Как поживаете? Извините, что не сразу узнал вас. Вы, кажется, покрасились?

– Да, да, – расплылась в улыбке фрау Шульц .

– Вам очень идет этот цвет волос, – кивнул Шнайдер. – Пустите нас с коллегой? Мы тут по служебной надобности.

– Конечно, я понимаю, – фрау Шульц многозначительно кивнула.

Шнайдер и Кэт вошли в зоопарк и встали у киоска, где продавали сладости, сувениры и воздушные шарики.

– Хочешь чего-нибудь? – спросил Шнайдер.

– Сахарную вату, – сказала Кэт.

Шнайдер торжественно вручил ей шар сладкой ваты, после чего они отправились к ближайшему вольеру, в котором бродили величественные в своем идиотизме жирафы.

Каких только тварей не было вокруг! И обезьяны, и львы, и змеи, и лошади, и суслики – все обитали на громадной территории зоопарка, содержались в достатке и довольстве. Все это ходило, жевало, чесалось, дремало – в общем, жило своей глупой, совершенно безразличной к посетителям жизнью.

Кэт долго стояла у вольера с зебрами. Полтора десятка животных рассредоточились по всему вольеру, где в одиночку, где группками по двое. Они почти не двигались, постоянно что-то медленно и задумчиво пережевывали.

– Посмотрите, какой красавец, – Кэт показала на жеребца, стоявшего почти вплотную к ограде.

– Да, симпатичные животные, – заметил Шнайдер.

– Что в животных хорошо – что у них нет ни хлопот, ни забот. Живут себе, радуются жизни, не думают о всяких глупостях.

Шнайдер вдруг вспомнил, как он пять лет назад посещал мясокомбинат под Магдебургом, и слегка вздрогнул.

– Животные – как дети, – сказала Кэт. – Как можно их не любить? Не понимаю.

– Чем больше я узнаю людей, тем больше я люблю собак, – пробормотал задумчиво Шнайдер.

– Это кто сказал?

– Неважно. Мне кажется иногда, что немцы и русские похожи друг на друга не больше, чем зебры и лошади. Вроде бы да, есть-что то общее, но в тоже время – настолько разные, что даже объяснять не нужно, в чем разница, сразу видно.

– И что же по мне видно? – спросила Кэт с вызовом.

Шнайдер огляделся – поблизости никого не было, никто не мог подслушать их диалог.

– По тебе видно, что ты русская, – сказал он.

– Правда? – Кэт удивленно подняла брови.

– Знаешь, что тебя выдает? – спросил Шнайдер. – Глаза. Они у тебя глубокие серые, с мыслью и с тревогой где-то там, на донце глаз. Тревога сейчас есть у всех, я вижу, но мысль – это только твое. И мысль делает твои глаза особенно красивыми.

– Опять вы с комплиментами, – вздохнула Кэт.

– Я говорю правду, – Шнайдер привлек Кэт к себе и поцеловал. Неизвестно, что подействовало на Кэт – весна, погода, комплименты или любовь, но Кэт не сопротивлялась – она обняла Шнайдера и отвечала на его поцелуи, закрыв глаза.

– Проклятая свинья! – раздался вдруг визг. – Подонок! Мерзавец! Мудак!

Шнайдер отпрянул от Кэт и обернулся. Прямо перед ним, напротив вольера с павианами, стояла взбешенная фрау Бауэр. Такой он не видел ее еще никогда: бурый ее плащ топорщился в стороны, как иголки дикобраза, глаза метали искры, ноги бетонными тумбами впечатались в землю, губы кривились в злой усмешке, обнажая острые, как у гиены, зубы. Эта помесь всех страшных животных готова была рвать и убивать.

Все дальнейшие события были настолько безобразными и постыдными, что подсознание Шнайдера почти сразу стерло их потом из памяти и заместило какой-то неправдоподобной, невероятной сценой. Вот такой:

– Как ты посмел мне врать! – заорала вдова на меня. – И с кем, с этой шлюхой! С секретуткой! С блядищей! – вопль фрау Бауэр перекрыл визг павианов, эхом прокатился по дорожкам, встревожил зебр и заставил заметаться в страхе попугаев. С губ ее падала ядовитая слюна, ногти оросились кровью.

– Где твоя совесть, подонок! – протрубила она, как африканский слон перед атакой.

– Мадам! – оскорбился я.

– Ты врешь все! – фрау Бауэр тяжело подпрыгнула на месте, взметнув тучу пыли. – Кто ты, я спрашиваю тебя?! Защитник Родины! Карающий меч Рейха! Ты! Врун! Подлый мелкий врун!

– Послушайте, уважаемая!

– Ты врешь все! – фрау Бауэр вдруг съежилась и одним скачком преодолела разделяющее их расстояние.

– Послушайте! – от неожиданности я отпрянул назад.

– Ты мне врал, и ей врешь! Ты подлый, мерзкий врун! Ты вообще работаешь в СС, или это тоже вранье?! Подлец! Вонючка! Скунс!

– Пошла вон! – прогрохотал я, чувствуя себя Иваном Третьим, топчущим ханскую басму. – Вон отсюда!

– Я не оставлю этого! – завизжала по-шакальи фрау Бауэр, и быстро поднесла маленький сморщенный кукиш к моему носу. – Я все расскажу, все расскажу, все, все!

– Да что ты там расскажешь, старая сплетница?!

– Приходит посреди ночи! – перечисляла фрау Бауэр. – Пьяный. В помаде. Врет, ворует!

– Женщина, оставьте нас! – прошипел я.

– Он Родину защищает. Родину! Да где твоя Родина?! Кто