Вернувшись в резиденцию премьер-министра, секретарь передал в руки адмирала Судзуки заявление, и, как было намечено, в 4 часа дня началась пресс-конференция. Задавались вопросы о мерах, предпринимаемых правительством для противостояния воздушным налетам и обстрелам с вражеских кораблей, о недавнем 10-процентном урезании продовольственных пайков. При каждом своем ответе Судзуки обращался к народу с призывом «вытерпеть то, что в других обстоятельствах терпеть невозможно». Затем, как и задумывалось, произошел обмен репликами.

Вопрос: «В последнее время вражеские державы сделали несколько пропагандистских заявлений об окончании войны. Какое Ваше мнение об этом?»

Ответ: «Я полагаю, что совместная декларация трех держав не представляет собой ничего иного, как только повторение Каирской декларации. Государство не видит в этом ничего нового. Все, что мы можем на это сказать, — мокусацу. Чему действительно нам стоит посвятить себя — это продолжить воевать».

Использование Судзуки выражения «мокусацу» и его трактовка японской прессой означали, что петля рока на шее сотен тысяч его сограждан туго затягивалась. Одно неверно выбранное слово дало врагу столь необходимый ему предлог для применения всей его военной мощи против Японии.

Когда заявление премьера попало в редакции японских газет, выражение «мокусацу» было понято как «игнорирование». В отделениях информационного агентства Домэй, представлявшего официальную точку зрения Японии в зарубежных странах, это выражение именно в таком смысле было переведено на иностранные языки, и в радиосообщениях все слушатели явственно различали слово «игнорировать». Передача агентства на английском была сразу же услышана на американском радио, и все газеты вышли с крупным заголовком: «Япония отказывается от Потсдамской декларации». Президент Трумэн, реагируя на этот «отказ», заявил: «Ультиматум от 26 июля был принят в Потсдаме для того, чтобы спасти Японию от окончательного уничтожения. Ее правители отвергли этот ультиматум».

Таким образом, давление со стороны военных на правительство и неуклюжие попытки ответа премьера на Потсдамскую декларацию привели к тому, что поведение японцев дало союзникам моральное оправдание отдать приказ экипажу стратегического бомбардировщика В-29 «Энола Гэй» нанести ядерный удар по Хиросиме 6 августа. И это самое злополучное выражение «мокусацу» стало предлогом для вторжения в Маньчжурию советских войск 9 августа.

Ранние утренние часы в Токио 28 июля были типично летними, подернутыми туманной дымкой, обещавшей еще один жаркий знойный день.

Только самые проницательные представители общественности осознали в полной мере значимость Потсдамской декларации. Японская фондовая биржа не подавала признаков жизни; деловая активность замерла. Теперь, когда условия Потсдама были опубликованы в прессе, неожиданно ожила торговля давно не пользовавшимися спросом потребительскими товарами, такими как текстиль, табак, письменная бумага и пиво. 2 августа биржевый курс поднялся в среднем на 3 процента. Это указывало на то, что отдельные бизнесмены почувствовали приближение мира.

В Японии в политической жизни установилось временное затишье; взоры всех граждан страны обратились на Советский Союз. Кидо объяснял это так: «Даже несмотря на появление Потсдамской декларации, кабинетом было принято обращение к Советскому Союзу с просьбой о посредничестве. Мы ожидали от него ответа, когда Молотов и Сталин вернутся в Москву. Кроме того, Советы не подписали Потсдамскую декларацию, и остались нерешенными отдельные вопросы, такие как: какой ответ даст советское правительство, какой характер будет иметь советское посредничество и каков будет итог всего этого. Поскольку вся страна ждала ответа от Советского Союза, мы не могли в спешке и необдуманно принимать Потсдамскую декларацию. Да и не было намерения принимать ее. Императорский двор предоставил решать вопрос Кабинету министров».

При дворе после появления Потсдамской декларации имели место события не от мира сего. Например, в последний день июля Хирохито долго обсуждал с хранителем печати Кидо вопрос о переносе святынь из храма Ацута в более безопасное место.

Того настойчиво требовал от Сато добиться ответа советской стороны о дальнейшей судьбе миссии Коноэ. Сато прилагал все усилия, чтобы заставить Лозовского действовать. Но русские медлили, утверждая, что необходимо дождаться возвращения Молотова из Потсдама. Только 5 августа Сато твердо обещали устроить встречу с Молотовым, который как раз в этот день вернулся в Москву. Встреча была назначена на 8 августа в 11 вечера (японское время).

Не зная, что и думать о советском ответе, Япония была готова к вторжению союзников, в то время как ее города сгорали в языках пламени. Страна была настолько беспомощна, что враг начал нагло «извещать заранее» о бомбежках. С самолетов скидывались листовки на те города, которые были намечены целью воздушного удара. В листовках были призывы эвакуироваться до начала массовых бомбардировок. Выполняя свои угрозы, самолеты союзников бомбили методично и безжалостно, днем и ночью, в дождливую и солнечную погоду, показывая даже неискушенному наблюдателю, что военная мощь Японии была не в состоянии защитить свой народ дома и на работе.

Когда одна или две вражеские машины парили высоко в небе над городом, японцы не обращали на них внимания. Это были самолеты-наблюдатели, которые фотографировали местность и вели разведку. Ужас начинался с массовым налетом бомбардировщиков.

В Хиросиме предупредили о налете в утренние часы 6 августа. Но бомбардировщики были задействованы, видимо, где-то еще, и городские жители в то утро спешили по своим делам, не дожидаясь отбоя воздушной тревоги. Город был одним из тех больших населенных пунктов, которых еще не затронула в полной мере война. В Хиросиме ходили слухи, что город щадили из-за того, что многие из ее жителей имели родственников в Соединенных Штатах. В 8 часов 15 минут утра 6 августа горожане были заняты своими будничными делами, кто-то завтракал, кто-то уже спешил на фабрику. А на большой площади, предназначенной для парадов, в центре города солдаты армии Западного округа занимались физической подготовкой.

В это самое время, в 8 часов 15 минут, вспыхнул огненный шар, а затем раздался страшный грохот взрыва; испепеляющий жар и все затягивающий в себя смерч первого атомного удара стерли с лица земли Хиросиму, город на побережье внутреннего Японского моря. Крупный промышленный город с 400 тысячами населения сразу же превратился в крематорий каменного века для 80 тысяч человек. 37 тысяч жителей получили ранения; 90 процентов городских зданий было разрушено. Атомный век ворвался в привычный человеческий мир в облике все пожирающего огнедышащего дракона.

Перед лицом революционного изменения в средствах ведения войны и бесполезности конвенционального оружия, основываясь на логике западного человека, японцы должны были немедленно капитулировать. Но они этого не сделали. Почему?

Некоторые ведущие государственные деятели по разным причинам не желали признавать бомбардировку Хиросимы атомной. Армия, к примеру, была против подобного утверждения и настаивала на проведении расследования, чтобы определить характер сброшенной бомбы. Но следствие шло столь