– Перетягивай же, да плотнее! Тришка, на-ка, хлебни винца. Да придерживай руку, мать твою якорем!

Баркас, вздевши нос, набрал самый полный ход, уходя от преследования. За кормой вздымался огромный, выше транца, бурун и тут же опадал: «Гладкая вода» работала исправно. Однако от погони отрывались медленнее, чем хотелось бы.

Кроеву незачем было вмешиваться в заделку повреждений и в оказание первой помощи раненому, там справлялись и без него. Командир баркаса напряжённо вглядывался в освещённый луной борт неприятельского парусника. Боцман не был артиллеристом, но суету на шканцах видел отлично. Плохо различимые и потому с виду нестрашные рыльца пушек ещё можно было разглядеть, но при таком освещении их поворот в сторону цели не засёк бы никто.

Раненого уложили на дно баркаса. Игрунков громко стонал. Его подбадривали:

– Ты не переживай, Триша, до госпиталя доставим, а там Марья Захаровна возьмётся.

– Она дело знает, эт точно. Да взять хоть унтера Зябкова…

Ближнее к баркасу орудие пыхнуло облаком дыма, через пару секунд донёсся звук выстрела, но наводчик подкачал: картечины хлестнули по воде далеко за кормой. Всё же артиллеристы с «купца» – совсем не то же, что умелые вояки с боевым опытом. К тому же скорость баркаса сильно недооценили.

Почему-то две другие пушки так и не выпалили. Никто из экипажа баркаса не угадал причину. Таковая, конечно, существовала. Кораблик ушёл далеко вперёд, в результате бортовые орудия не имели возможности взять русский баркас на прицел. Турецкий артиллерист увидел диспозицию и отказался от напрасной траты зарядов, что бы ни было его причиной.

Кроеву пришлось заложить порядочный крюк, выйдя в открытое море. Из-за этого в порт пришли через два часа после выхода из грота. В госпиталь раненого доставили и того позже. Дежурил сам Пирогов; он, увидя характер ранения, тут же отправил Игрункова на операционный стол и ампутировал то, что осталось от руки. Когда Игрункова, всё ещё не отошедшего от наркоза, отнесли в палату, за окнами уже светало.

А наутро в палату впорхнула разрумяненная с морозца молодая женщина.

– Вот она, Марья Захаровна, – послышался театральный шёпот справа, – ежели возьмётся руку лечить, то почитай за великое счастие. Свечку угодникам святым поставить не забудь.

Молодуха присела на кровать.

– Ну-ка, что там с рукой?.. – произнесла она с отчётливо иностранным выговором. – Это тебе, братец, хорошо прилетело… Да, не повезло…

В палате повисла гробовая тишина.

– Четыре недели проваляешься, прежде чем новая рука в порядок придёт. Теперь будем чинить…

Вся палата разом вспомнила, что дышать можно, и принялась это делать.

Сколь ни любопытны были отдельные раненые, никто не осмелился не то чтобы подойти, даже лишний раз глянуть на работу госпожи доктора. Часов ни у кого из нижних чинов, обитающих в этой палате, разумеется, не было, но все поняли, что работа была не из малых. На самом деле Мариэла трудилась почти полный час. Наконец она встала. Последовали приказы:

– Сейчас лежать. Руку закутают в особую повязку. После этого разрешаю вставать и ходить, но с осторожностью, а руку ни в коем случае не трогать и в ход её не пускать. Иначе… унтер-офицер Ключевской!

– Я!

– Приглядеть за этим раненым! Сам знаешь, что нужно.

– Слушаюсь, госпожа дохтур!

– Я буду наведываться сначала ежедневно, потом пореже. А теперь посмотрим остальных.

Пока женщина-врач обходила палату, появился нижний чин в не особо белом халате. Он очень быстро и очень ловко намотал кусок полотна на пострадавшую руку, на которую бедняга Игрунков до сих пор так и не осмелился поглядеть. По уходе всех медицинских чинов палата загомонила: сначала чуть приглушённо, а потом и во весь голос.

– Так что с тобой приключилось, браток?

– Шли мы это на баркасе ночью с грузом, тут чуть ли не нос к носу столкнулись со вражьим парусником. Он нас картечью угостил, мне в руку и прилетело. Больно было – аж жуть, но сейчас уж ничего.

– Никак кость задело?

– Какое там, – послышался уверенный голос за три койки справа, – руку тебе ночью отрезали, человече. Сам слыхал.

Матросик с трепетом глянул на замотанную конечность.

– Как так? – робко спросил он. – Рука ж вот она.

– Так то Марья Захаровна за дело взялась, – разъяснил всё тот же авторитет, – она оторванную или там отрезанную руку обратно приклеит. Ну, не сразу во всю силу войдёт она, рука-то.

До Игрункова стало доходить.

– Выходит, такая удача пришла, что эта молодка мне руку спасла?

– Тупоголовый! Тебе ж сказали: великое счастье привалило. И не какая там молодка, а сама Марья Захаровна, только так её величать надо! Или госпожа дохтур. А ещё называют «госпожа магистер», я слыхал.

– Магистер? Это что такое? – поинтересовался солдатик из дальнего угла.

– Ну, вроде как мастер, но поважнее.

Любопытство молодости сказалось. Игрунков решился на вопрос:

– Так, выходит, она всё оторванное взад приклеить может?

– Не всё. Своими ушами слышал: голову не может, – отозвался унтер Ключевской, слегка наврав при этом: сведения были из чужих уст. – Но и с рукой не так просто. Долечить её надо, руку. Так что Марь-Захарниных приказов слушаться, как самого адмирала! А то был у нас такой случай…

Семаков, выслушав доклад о приключениях баркаса этой ночью, счёл, что это прекрасная возможность для проталкивания планов. Результатом стал визит к Нахимову.

Павел Степанович выглядел не лучшим образом, хотя, несомненно, получил добрые сведения об отбитом штурме. Всё же смерть Истомина подействовала на него сильно. Но, зная подчинённого, адмирал имел основания полагать, что тот не придёт ради пустопорожнего выражения сочувствия. Так и вышло.

– Ваше превосходительство…

– Без чинов, Владимир Николаевич.

– Слушаюсь. Итак, нынешней ночью баркас под командованием боцманмата Кроева, совершая рейс с грузом боеприпасов, был атакован парусником неприятеля. Под вражеским огнём баркас совершил прорыв в севастопольский порт. Вот, извольте видеть, представление…

– Как же, помню фамилию Кроева. Тот самый, о котором вы ходатайствовали…

– Так точно, о производстве в чин боцмана. Здесь, извольте поглядеть, также предложения сего достойного унтер-офицера касательно улучшения незаметности…

Нахимов быстро проглядел бумаги и снова поднял глаза на подчинённого.

– Но ведь это не всё, с чем вы пришли.

– Так точно, не всё. Собираюсь ещё пощипать вражеский флот, ведь теперь «Морской дракон» избавлен от перевозок боеприпасов. И сверх того, как мне кажется, стоит подумать об оборудовании какого-либо из наших кораблей иноземными движками.