Святое дерьмо, рубашка все еще у нее?

Помню, Джо попросила меня поспать в рубашке, чтобы от нее исходил мой запах. И эта маленькая просьба стала важнейшим моментом в моей жизни. И вот теперь… Я знал, что, покидая Долорес, Джо взяла с собой всего лишь несколько вещей. И моя рубашка оказалась в и числе.

Джо с одеждой в руках вернулась в ванную. Я слышал льющуюся воду, а потом как она чистила зубы. И не понимал, как можно постоянно возбуждаться, просто слушая обычные ритуалы перед сном и находясь в личном пространстве девушки.

Наконец, она покинула ванную, пахнущая сладким лосьоном и одетая в мою рубашку…

Проклятье, Джо…

Я впился взглядом в телевизор, а она зарылась в ящике прикроватной тумбочки, достав оттуда ручку и блокнот. Потом откинула одеяло и устроилась на своей стороне кровати. Нас разделял какой-то фут белой полосы, но мне казалось, что расстояние минимум как до Техаса. Не осознавая, что делает со мной, Джо постучала ручкой по губам и начала писать. Сначала урывками, потом лишь иногда прерываясь. Остановилась. Зачеркнула слово. Снова написала. Из телевизора доносились звуки «Бонанзы».

– Стихотворение? – спросил я во время рекламной паузы.

– Возможно, – ответила она. – Много времени прошло. Я заржавела.

Вспомнив, как она упоминала о том, что не писала уже год, я подумал, что сегодня мы одерживаем победу за победой.

– О чем ты пишешь? – А когда Джо засомневалась, я быстро добавил: – Ты не обязана мне говорить.

– О бассейне. Нашем бассейне. В Планервилле. Я часто о нем думаю.

Я тоже. Ведь именно там мы купались и узнавали друг друга. Там мы целовались и касались друг друга. Там она впервые позволила мне вкусить ее. Словно вся моя жизнь прошла в этом бассейне. Каждое воспоминание, каждую минуту, проведенную там, я безмерно ценил. Включая тот случай, когда она решила, что я тону.

Джо перечитывала написанные в блокноте слова.

– Сегодня, когда я засекала для тебя время, мне показалось, что все вернулось. Тогда меня пугало, стоило тебе задержаться под водой. Наверное, все еще страшит и сейчас.

Я старался найти слова, которые не звучали бы, как мольба прикоснуться к ней. Или чтобы она коснулась меня. Закончить эту бесконечную пытку.

Дай ей время, пространство…

Да, я старался вести себя как монах, только вот вовсе им не был. Девственником, это да. Но волнения или переживаний по этому поводу я не испытывал. Я просто желал ее.

В наступившей тишине Джо склонила голову. Легко вздохнув, она опустила плечи. Отложила ручку и блокнот, выключила свет и легла на бок спиной ко мне, натянув на плечи одеяло.

Я выключил телевизор. Только тусклый, желтый свет с улицы просачивался сквозь занавески в нашу комнату. Оставшись в футболке и боксерах, я забрался под простыню и улегся на бок.

Время шло.

– Эван, – прозвучал слабый голос Джо в темноте, – а ты когда-нибудь… – она с трудом сглотнула, – ты думаешь о нас? О том, что у нас было?

От тоски в ее голосе у меня заныло сердце. Этот робкий вопрос словно сократил пропасть между нами.

– Каждую минуту, – ответил я, – думаю о нас каждую минуту. Я только и делаю это.

Она повернулась ко мне лицом. В тусклом свете я заметил, как в ее глазах блестят слезы.

– Я понимаю, почему ты там, а я здесь, – сказала она. – В мире не хватит воды, чтобы смыть с меня последние четыре года.

Ошеломленный, я слегка приподнялся.

– Нет. Не в этом дело…

– Тогда почему ты не прикасаешься ко мне?

– Я не хотел на тебя давить. Ты через многое прошла, и я считал, что тебе нужно время.

– Не нужно. Не желаю расставаться с тобой. Ни на одну чертову минуту.

Слава богу. О черт, слава богу.

– Иди сюда, – хрипло позвал я. – Боже, Джо, иди ко мне.

Мы встретились на нейтральной территории, оказавшись на середине кровати. Джо плакала на моей груди, а я крепко прижимал к себе ее хрупкое, содрогающееся в рыданиях тело. Обнимал. Пока ее слезы пропитывали мою футболку, я боролся со своими чувствами. Кому-то следовало оставаться сильным. И только осознав, что она находится в моих руках, я сдался. Мгновение за мгновением, вдох за выдохом, каждый удар наших сердец стирал разлуку. Желание, от которого я изнывал весь вечер, расставило все по своим местам. Я понял, что хочу провести с Джозефиной всю жизнь, что мне нужна вся она, не только ее тело. Мне необходимы ее стихи, одинокое сердце и сияющее счастье.

Когда Джо прильнула ко мне, я погладил ее по волосам, и она сразу же расслабилась. Мы идеально подходили друг другу.

Она откинула голову назад, желая рассмотреть меня в темноте. Послышался трепетный вздох, и у нее перехватило дыхание.

– Я хочу поцеловать тебя, Эван. А ты?

– Больше всего на свете, – ответил я, захваченный ее храбрым честным высказыванием. – Но если я поцелую тебя, то не смогу остановиться.

– И не надо. А ты до сих пор?..

Изнемогая от желания, я кивнул.

– Я же находился в тюрьме. А когда вышел, единственное, что меня волновало, – найти тебя.

– У тебя получилось, – улыбнулась она, ближе прижимаясь ко мне. – Не знаю как, но ты это сделал.

Джо скользнула руками по моей шее. Пальцы зарылись в мои волосы, затем соскользнули к подбородку и прошлись по краю губ. С нежностью во взгляде она следила за движением своих пальцев, словно производила интимное знакомство.

– Поцелуй меня, Эван. Пожалуйста. Пожалуйста…

Я нежно коснулся губами ее губ, намереваясь медленно вовлечь в поцелуй. Она приоткрыла рот, впуская меня. Слабый вздох, и моя сдержанность сгорела дотла. Мы упали друг на друга, переплетая руки и ноги, поцелуями возвращая украденные у нас четыре года.

Я зарылся руками в волосы и наклонил ее голову, чтобы поцеловать. Хотя на самом деле хотелось поглотить ее. Мы стукнулись зубами, и язык Джо задел мой. Она провела руками по моей груди, спускаясь ниже к пылающему животу.

– Нет, подожди. – Я схватил ее за запястья и прижал их к подушке над головой. – Я не продержусь долго.

– Я не возражаю. Это для тебя.

– Черт возьми, да. Для нас. Мы слишком долго ждали.

– Включи свет, – прошептала она. – Хочу, чтобы ты все видел.

Лампа загорелась, и я застонал, увидев рассыпавшиеся по подушке темные влажные волосы, полуприкрытые глаза и покрасневшие и припухшие от поцелуев губы.

– Не торопись, – произнес я больше для себя, чем для нее.

Целуя мягкую кожу, я скользнул губами по шее. Расстегнул на ней рубашку – мою – достаточно, чтобы стянуть ту через голову. Небольшая, идеальной формы девичья грудь оказалась в моих руках. Не фантазия, которая поддерживала меня в тюрьме, а твердая настоящая реальность. У меня вырвался низкий стон. Джо вздрогнула и выгнулась, когда я прикоснулся губами к ее затвердевшему соску. Я дразнил его, посасывал, а затем перешел ко второму. Когда я слегка прикусил его, даря Джо наслаждение и боль, она вцепилась в мои волосы. Я же успокоил эту сладкую пытку языком.