теперь я убийца и мои таланты оценили. Моя «бандитская» внешность стала соответствовать содержанию. Сколько я уже человек убил? Да много, очень много, и среди них были хорошие люди! Если есть бог на свете, то гореть мне в аду! Такое не отмолить и не загладить никакими добрыми поступками. Я стараюсь не думать о содеянном, так легче жить. И сны мне кошмарные не сняться, сплю я обычно как младенец. Я был раньше весел, много шутил, а теперь? Теперь я мрачный тип, который думает только о выживании и мысль об убийстве человека никаких отторжений в моей душе не находит. Надо убить — убью! А ротмистра даже с удовольствием! А ведь мне интересно, когда наши пути с отрядом разойдутся, за кем отправиться ротмистр? За мной на болото, или за отрядом почти беззащитных бойцов? Наш разговор на берегу реки не оставляет вариантов, он именно меня считает причиной своих бед, а это значить, что встретиться мне с ним ещё раз всё же придётся. Так почему не сейчас? Может прав Макаров? Может стоит решить эту проблему раз и навсегда, пока мой враг уставший и ослабленный, пока он кипит ненавистью, а значить не может трезво думать? Черт!

— Хрен с тобой. Я попробую. Но знай Макаров, что сегодня наши с тобой пути расходятся. Сейчас вы уйдёте вперёд, а я останусь. Получиться у меня или нет, но к вам я больше не вернусь. Дальше вы сами. Вам по реке осталось пройти ещё день, может два, а потом уходите по той тропе что и пришли, ну а я пойду своей дорогой. И запомни Макаров, ты мне должен! — я зло сплюнул — наган сюда давай с патронами!

— Кирилл… — начал Макаров.

— Заткнись Ваня! Ради бога заткнись, отдай мне наган и валите нахрен! Мне с тобой больше не о чем разговаривать.

Опустив голову Макаров молча снял кобуру и протянул её и горсть патронов, которые достал из кармана, мне. Я, кинув оружие и боеприпасы на дно своей лодки, ударил веслом по воде и молча поплыл назад, разговаривать нам с ним больше не о чем. По дороге сдернув с одного из плотов две плащ-палатки и моток верёвки я направился к повороту реки, который только что прошёл караван.

Караван из плотов скрылся из виду, а я сидел в лодке провожая его взглядом. Всё! Через день или два я пойду по этой реке по пройденному ими пути и не останавливаясь проследую дальше на болото. Хватит с меня общения с красными командирами и подтирания задниц необученным бойцам.

Выбрать и обустроить позицию для стрельбы в лесу очень тяжело и непросто. Ориентироваться для этого на местности и работать физически приходится очень быстро и скрытно. Стрелку, находящемуся в засаде, приходится терпеть и работать, работать и терпеть. Терпение — это рабочий инструмент стрелка. Нетерпеливый, ленивый и самонадеянный не выживет.

В качестве приманки я приготовил свою лодку, которую вытащил на берег реки на относительно свободном участке, что бы подходы к ней были видны. Свернув одну из плащ-палаток, я набил её травой и положил в лодку, придав ей приблизительный вид спящего человека. Херня конечно полная, но в темноте, если не подходить близко, вполне сойдёт. Сам же я устроился на другом берегу, перейдя реку в брод. Там почти не проходимый кустарник, со стороны и с сзади ко мне не подберутся.

Нормальный и здравомыслящий стрелок обустраивает позицию, на которой, как правило, приходится сидеть несколько часов и всегда постарается сделать закрытой. А в засаде мне придётся сидеть хрен знает сколько, хорошо, что на мне моя, уже заметно потрёпанная, но ещё вполне годная к эксплуатации энцефалитка.

Прежде всего в засаде нельзя пошевелиться. Малейшее шевеление запросто может стоить мне жизни. И поэтому крайне важно защитить себя от мошки и комаров, моя сетка закрывающая лицо как раз и обеспечит мне более-менее комфортное существование. От длительного неподвижного лежания немеют руки и ноги, от дождя и сырости они мёрзнут и в конце концов я не удивлюсь, если палец не сможет согнуться на спуске. Хочется есть. Хочется пить. И хуже всего, если захочется по нужде. Захочется, как всегда, по закону подлости, в самый неподходящий момент. Тут тоже ничего не поделаешь, если приспичит, придётся гадить прямо в штаны.

Я не стал рыть мокрую землю, а использовал готовое углубление в земле, между колючих кустов. Снаружи и сверху позицию я как мог замаскировал тем, что попалось под руку. Для стрельбы и наблюдения оставил только узкую щель-амбразуру. Кустарник чем хорош, так это тем, что при выстреле не демаскирует дым от выстрела, дым не выходил за линию кустарника, при этом постепенно рассеивается и не виден со стороны.

Лежу и жду. Небо облачное, луны не видно, она вместе со заездами периодически скрывается облаками. Тёмная и почти не приглядная ночь. В этой темноте едва угадываются контуры моей приманки. Я почти ничего не вижу, но в это место я смотрю уже больше часа и любой новый контур или изменение обстановки сразу определю. А ещё я слушаю. Ничего не видно не только мне, но и ротмистру, а он не лежит как я на месте, он идёт, а значит шумит, никто в такой тьме беззвучно передвигаться не сможет, разве что только кошка.

Шум послышался, когда я уже стучал зубами от холода. Как бы не заболеть и простатит не заработать. Плащ-палатка, которую я использую вместо подстилки уже промокла, да весь я мокрый с ног до головы. Кто-то идёт, быстро идёт и это точно мой враг, никого другого тут я встретить не рассчитываю. Да и кому ещё кроме него понадобиться в такую погоду и непроглядную тьму спешить за ушедшим караваном по почти непроходимой тайге? Я весь обратился в слух и подобрался.

Как я и предполагал идёт ротмистр по тому берегу реки, по крайней мере шум разноситься как раз оттуда. Рядом совсем! Я приготовился стрелять.

Уже почти полчаса тишина. У меня уже руки дрожат от напряжения. Шум, который я слышал прекратился как-то внезапно, хотя его источник был уже практически напротив меня. Судя по всему, ротмистр заметил лодку и тоже затаился, мне уже не кажется моя идея такой уж хорошей. Это сволочь крутится где-то неподалёку.

Практически у меня над головой, из-за соседнего куста раздаются выстрелы! От моей долблёнки полетели щепки. Я вздрогнул, но остался лежать как лежал. Сейчас я развернуться бесшумно не смогу, а он стоит и стреляет,