– Я приведу себя в порядок… Не заставлю вас ждать.

Оперативники промолчали, и хозяин скрылся сначала в ванной комнате, потом прошел в спальню и появился перед ними в джинсах и белой майке. Его лицо оставалось одутловатым, в глазах гнездился страх, но ему удалось выдавить из себя жалкую улыбку:

– Видите, не обманул. Надеюсь, вы не наденете наручники? Я не в таком состоянии, чтобы бегать от полиции – да и куда?

– Обойдемся без них. – Ротов взял его за локоть и повел к выходу. На улице Илларионов вдохнул полной грудью, глянул на безоблачное небо, на деревья, клумбу с цветами, словно прощаясь, и покорно поплелся к полицейской машине.

– Отвезем его, – шепнул Николай Сергею, – и в бар, как его там, «Иллюзия». Дадим задание нашему стажеру Павлику проверить, покупал ли Илларионов билеты на самолет до Питера.

Морозов усмехнулся:

– Тебе ли не знать, что существует много способов обмануть Аэрофлот.

– И все же мы не должны это игнорировать, потому что, если дело пойдет в суд, адвокат господина Илларионова об этом не забудет, – констатировал Ротов. – А еще сразу позовем Борисыча. Чем скорее возьмем анализ ДНК, тем лучше.

Они залезли в машину, и старый «уазик» потащился по маленьким узким улочкам морского городка. Друзья не испытывали ни радости, ни удовлетворения. Что-то подсказывало, что Илларионов не лжет и им еще предстоят поиски настоящего убийцы.

А вскоре его невиновность почти подтвердил эксперт. Результаты анализа ДНК надо было ждать, но группа крови задержанного не совпадала с группой крови человека, покалечившего сторожа и разграбившего могилу девушки. Разумеется, это не означало, что на Платоне нужно было ставить крест. Он вполне мог иметь сообщника, и оперативники решили пока подержать его в отделе.

Санкт-Петербург, 1907

Господин фон Шейн, неважно себя чувствовавший в последнее время, сел на стул с высокой спинкой в своем кабинете и костяным ножиком распечатал длинный конверт без обратного адреса. Кто-то через горничную попросил передать письмо господину барону, пожелав остаться неизвестным, и муж очаровательной женщины, закусив губу, достал из надорванного конверта листок и принялся читать, хмуря седоватые брови.

Он давно уже слышал о своей жене не очень лестные отзывы, однако Ольге удавалось успокаивать его, убеждать, что это недоброжелатели, лизоблюды Раховских, завидовавшие ее положению в обществе и красоте. Когда-то эта мерзкая семья поклялась уничтожить невинную девочку за преступление, которое она не совершала, но это не получилось, наоборот, она восстала из пепла, будто птица Феникс, и это бесило чопорную семейку.

В последнее время барон и верил жене, и не верил. Она не скрывала, что помогает людям получить должности – не безвозмездно, конечно, – но обманутые ею клиенты караулили его возле дома, чтобы в слезах поведать печальные истории и рассказать, какое чудовище его жена. Оленька клялась, что видела их впервые. Ну, не всех, разумеется, были среди них и такие, кто действительно приходил к ней за должностью. Потом выяснялось, что чиновник просил бо́льшую сумму, чем оказывалась у этого бедолаги, и обиженные люди мстили почему-то ей, требуя возврата денег, которые она и не успела у них взять. Автор письма упоминал об этом факте, называя фамилии и адреса и предлагая фон Шейну самому поговорить с обманутыми. Потом он обвинил Ольгу в афере с банком в Одессе, в угоне автомобилей и сдаче их в ломбард. «Кроме всего прочего, у вас, господин барон, ветвистые рога, но это не самое страшное, – разглагольствовал аноним. – Страшнее всего то, что ваша жена больна. Мне кажется, она скоро начнет убивать. Если вы не остановите ее, она еще много чего натворит и окажется в тюрьме. Хотите ли вы этого, господин барон? Гадину надо остановить».

Дочитав до конца письмо, написанное крупным небрежным почерком, несчастный генерал откинулся на жесткую спинку стула и тяжело задышал, приложив руку к заболевшему сердцу. Оно начало беспокоить его недавно, наверное, с того самого дня, когда нехорошие мысли о жене впервые закрались в его душу. Застонав, он достал платок и провел им по вспотевшему морщинистому лбу. В мозгу волчком вертелась мысль: что же делать? Несомненно, с Ольгой нужно серьезно поговорить, показать ей письмо. И, если это правда, постараться сделать все, чтобы остановить эту женщину, которую он до сих пор любил. Когда хлопнула входная дверь, возвестив о приходе хозяйки, барон сжался, сознавая, что не только любит, но и боится ее. Но он должен быть суров в разговоре, чтобы Ольга впервые испугалась и задумалась…

– Ах, вот ты где… – Благоухая дорогими духами, Ольга Зельдовна вошла в кабинет мужа, шурша модным платьем, выписанным из Парижа. – Занимаешься делами? – Она потянулась, чтобы поцеловать его в щеку, но барон отстранил ее.

– Нам нужно серьезно поговорить.

Безмятежное выражение ее лица не изменилось.

– Я слушаю тебя. – Она опустилась на диван, скрестив ноги в кожаных ботиночках. Фон Шейн протянул ей письмо:

– Читай.

Она пробегала глазами жестокие строчки, и неизменная улыбка не сходила с ее пухлых губ.

– Боже, какая клевета! – Она бросила письмо на пол, и листок забелел снежным островком на бордовом персидском ковре. – Скажи, ты поверил? – Ольга вскочила и опустилась перед супругом на колени: – Ты поверил?

Он отвернулся, чтобы не смотреть на нее.

– Значит, поверил. – Женщина встала и заскребла пальцами по сумочке. – Ты, мой самый дорогой человек… Господи, мне незачем жить!

Что-то театральное слышалось в ее голосе, и генерал подумал, что нет необходимости проверять факты, описанные неизвестным. Внутренний голос подсказывал: все это правда, и он много лет жил со страшной женщиной.

– Оля, как ты могла? – выдавил барон. – Скажи, ну чего тебе не хватало? Я давал тебе столько денег, сколько ты хотела. Зачем? Я должен понять – зачем?

Она улыбнулась еще шире, блеснули ровные белые зубы, и фон Шейн подумал, что это проверенное средство на него уже не действует. Ольга была лжива до мозга костей. Как он сразу не разгадал ее?

– Как я могу ответить на твой вопрос, – капризным голосом произнесла она, – если ничего такого не делала? Любовники? Да, при первом муже у меня имелся любовник, и тебе прекрасно известно, кто он – это ты. Но при таком супруге, как ты, никакие любовники не нужны. Да, ты даешь мне все. Зачем же мне обманывать тебя? Чего еще хотеть?

Он заткнул уши, не желая больше впитывать в себя ее ложь.

– Уходи, убирайся, прошу тебя, – процедил генерал, сдерживаясь, чтобы не вскочить и не ударить ее. – Я подумаю, как нам жить дальше.