Она вынимает фломастер из кармана и – ее бледные щеки вспыхивают от ярости – она пишет слово «МОКСИ» на левом предплечье.

Ее рука дрожит.

Потом она смотрит на класс. Она смотрит на Митчелла глазами, полными ярости. Я сразу вспоминаю песни Кэтлин Ханны.

– Митчелл, – говорит она чистым и резким голосом, – пошел ты.

И выходит.

Она еще не прошла и двух шагов, как я встаю и следую за ней. В этот момент мне все равно, последуют ли остальные девочки за мной. Я знаю, что не дам Эмме выйти одной.

Я догоняю ее уже в коридоре. Еще несколько девушек стоят у шкафчиков, не уверенные в том, что им делать.

– Ты в порядке? – я спрашиваю Эмму.

Она плачет, и слезы катятся по ее щекам. Ее идеальный макияж смазан. Две маленькие угольно-черные дорожки сбегают вниз по ее лицу. Она их вытирает рукой.

– Я в порядке, только что теперь будет?

– Это ты? Ты сделала флаер?

– Да. – Эмма кивает.

Мне хочется обнять ее, но я не уверена, что она это оценит.

– Пойдем, – громко говорю я, чтобы меня услышали другие девушки. – Идем к парадному крыльцу школы. Там разберемся.

– Спасибо. – Она всхлипывает.

Я иду по коридору и вижу, как открываются двери всех классов. Я замечаю Киру, Мэг, Мариселу, Амайю и Кейтлин, неуверенность на их лицах сменяется улыбкой, когда они видят, что не одни.

Я вижу Клодию. Она смотрит на меня и показывает язык. Я вижу, как она взволнована.

Нас все больше и больше. По крайней мере, половина всех девушек Ист Рокпорта направляются к выходу. Многие набираются смелости, когда видят, как мы идем по коридору. Учителя выходят в коридоры и кричат нам, что нас исключат.

Уилсон не сможет нас исключить, если мы выйдем все вместе.

Мы продолжаем идти, топча ногами угрозы директора Уилсона и предупреждения учителей. Раздавить их. Стереть в порошок. Мы идем в конверсах, шлепках конфетного цвета и туфлях на низких шпильках. Мы размахиваем руками, наши губы сжаты в прямую линию.

Мы идем молча. Никто даже не шепчется. Мы смотрим только вперед. Впереди мелькают головы со светлыми волосами, черными, каштановыми, рыжими!

Тишину нарушает только единственный звук – скрип пола от наших ног. Но если вы прислушаетесь, то услышите биение наших сердец.

Я слышу скрежет открывающихся тяжелых металлических дверей главного входа школы. Солнечный свет врывается в главный коридор, и мы немного щуримся, но не перестаем идти. Мы не отступаем.

Когда мы все собираемся на парадном крыльце школы, я наклоняюсь к Эмме.

– Хочешь что-то сказать?

– Да.

Она берет себя в руки, делает глубокий вдох:

– Но ты будешь рядом?

– Да, конечно.

Девушки наблюдают, как мы с Эммой становимся на верхнюю ступеньку. Они собираются вокруг нас плотным кругом.

– Эй, послушайте! – кричу я. – Эмма хочет кое-что сказать!

И тогда я вижу его. Сет. Он стоит в стороне, отдельно от толпы девушек. Рядом с ним небольшая группка парней, с которыми он обычно обедает. Он замечает мой взгляд, кивает мне. Потом Сет поднимает большие пальцы вверх, и этот банальный жест заставляет меня улыбнуться.

Эмма смотрит на девушек перед ней и пытается заговорить, но ее голос срывается. Я кладу руку ей на плечо, и она смотрит на меня с благодарностью в глазах.

– Прежде всего хочу поблагодарить вас, что вышли сюда, – начинает она. – И хочу сказать, я не хотела, чтобы до этого дошло. Когда Митчелл Уилсон напал на меня на вечеринке в прошлые выходные… – ее голос снова срывается.

Из задних рядов кто-то кричит:

– Мы верим тебе!

Эмма зажмуривается, собирается с духом и продолжает:

– Я смогла спастись. Но когда я пыталась рассказать об этом директору Уилсону, он не стал меня слушать. Он сказал, что я выдумала это! Что мне надо просто об этом забыть. Ну а я не забуду! И вся школа этого не забудет!

Девушки одобрительно кричат и хлопают в ладоши. Я замечаю Клодию в толпе и ее красные от слез глаза. Внезапно мы слышим какие-то крики позади нас и, обернувшись, видим директора Уилсона, мистера Шелли и других представителей администрации. Они направляются к нам, словно злобная стая собак. Мистер Шелли держит в руках планшет, пытаясь записывать что-то на ходу. Его щеки трясутся, лицо потное и красное.

Директор Уилсон держит в руках чертов рупор.

– Девушки, приказываю встать в линию, чтобы мистер Шелли мог записать ваши имена. Я отстраняю вас от занятий. Вы будете исключены из школы.

Он грозно подходит ко мне и Эмме.

– Эмма, я же сказал тебе, что с этим разберутся.

– Но вы не разобрались, директор Уилсон, – кричит в ответ Эмма, сжимая руки в кулаки. Я бросаю взгляд на толпу девочек. Некоторые из них фотографируют и снимают все на телефон.

– Это ты создала группу «Мокси»? Вместе с Люси Эрнандез?

Эмма хмурится, замешательство читается на ее лице.

– Я спланировала этот демарш.

– И ты стоишь за другими действиями «Мокси»? – спрашивает директор Уилсон. – Вместе с мисс Эрнандез?

Эмма отрицательно качает головой, и я знаю, что пришло время. Я поворачиваюсь и смотрю директору Уилсону прямо в глаза, радуясь своему высокому росту. Я открываю рот и говорю так громко, как только могу.

– Это я придумала «Мокси», директор Уилсон. Я сделала брошюры с наклейками и разложила их по туалетам. Это была я.

Глаза Эмма расширяются, и я слышу, как среди девушек проходят шепотки. Я знаю, что только что обрекла себя на исключение, но сейчас я жалею только о том, что не могу сказать это еще раз.

– Подождите, – раздается чей-то голос. Повернувшись, я вижу Киру, поднимающуюся по ступенькам.

– Вив не единственная девушка, стоящая за «Мокси». Я тоже помогала все организовать.

Директор Уилсон уставился на Киру так, словно она мерзкий жук. Кира невозмутимо смотрит на него.

– Кира и Вив не единственные, – раздается еще один голос из толпы. Это Марисела:

– Я тоже помогала «Мокси».

– Подождите, – говорит другая девушка. – Я тоже помогала.

– Я тоже! – кричит Клодия из толпы.

– И я! – кричит еще одна девочка. А за ней другая. Признания сыпятся друг за другом, а директор Уилсон начинает терять самообладание. Он громко и тяжело дышит, его взгляд обращается к мистеру Шелли.

– Вы записываете их имена? – рявкает он. Мистер Шелли кивает и яростно пишет на своем планшете.

– Послушайте, директор Уилсон, – говорит Эмма, повышая голос, – вы не понимаете. Мы больше не будем молчать!