того, как расследование, проведенное должным образом от начала до конца, может избавить общество от зла. Прошло двадцать лет, а о нем все еще говорят, его изучают. И внизу, «девочка А» – неотъемлемая его часть. Это ваше наследство, нравится вам оно или нет.

Я вспомнила, как испугалась, уже в свои двадцать девять, когда оказалась одна в темноте рядом с виллой Гриров. Как сама мысль о том, чтобы добраться до дома, показалась мне абсолютно неосуществимой. Я тряхнула головой. Плевать мне на обучение полицейских.

– Я не выбирала этого наследства. Я вообще ничего не выбирала.

– Дело в том, что у нас не всегда есть возможность выбора. В жизни она бывает редко.

Я посмотрела на лодки, раскачивающиеся в сероватом свете. Интересно, дома ли сейчас Джошуа Блэк. Может, он тоже просыпается. Человек, поймавший моего несостоявшегося убийцу, доживает жизнь в одиночестве.

– Насколько я понимаю, вы с ним встречались, – сказал Рэнсом, проследив за моим взглядом и угадав, о чем я думаю. – С Джошуа.

– Да.

– Должно быть, он очень обрадовался, – предположил Рэнсом. – Увидев вас живой, здоровой и красивой – двадцать лет спустя. Разумеется, он этого не сказал. Но ваша встреча должна была доставить ему удовольствие. Такой уж он человек.

– Почему он один? – спросила я.

– Он был женат лет пятнадцать или около того, но потом его брак развалился. Обычное дело у копов. Как правило, они люди жесткие, а большинство – неотесанные и грубые и вечно пропадают на работе. Джошуа был исключением, но даже у него ничего не вышло. Возиться со смертью – профессия для одиночек. И у них не было детей.

– Их с Бет связывало что-то вроде дружбы.

– Потому что он никогда не верил, что она убила тех мужчин. И он был прав.

Я перевела взгляд с домов на воде на Рэнсома, вглядываясь в его желтоватый профиль.

– Но он не знал, кто это сделал, – сказала я. – Бет ему так и не сказала. И вам тоже.

Рэнсом умолк, разглядывая воду.

– Поэтому она вам теперь позвонила? Потому что я узнала о Лили? Интересно, что́ вы о ней знаете. – Я не отрывала взгляда от его профиля. – Вы ведь все знали, да? Но не сказали ни детективу Блэку, ни кому-либо еще.

– Совершенно верно, – признал Рэнсом. – Мы хранили эту тайну сорок лет. Но не потому, что были жестокими. Дело в том, что, когда такому человеку, как Джошуа Блэк, дают слишком много верной информации, он работает до изнеможения, пытаясь найти истину. А потом обнаруживает вещи, которых ему лучше не знать. Ответы не принесли бы Джошуа пользы, Шей. Только страдание. Но в любом случае это не имело значения. Потому что все уже закончилось.

– А вот это жестоко, – сказала я.

Рэнсом кивнул:

– Да. Но эта история – сплошная жестокость. Начало, середина, конец. Всё. – Он вздохнул. – Я много лет был юристом семьи Грир, прежде чем полностью переключиться на адвокатскую деятельность. Джулиан обратился ко мне в тот год, когда ко мне перешла клиентура отца. В то время Лили уже несколько лет приезжала в дом семьи Грир. Мариана всегда представляла ее дальней родственницей, но Джулиан, естественно, знал правду. Он узнал о Лили, когда умерла мать Марианы и оставила ему все документы. После того как тайна раскрылась, Мариана пожелала, чтобы девочка приезжала на Рождество. Это разрушило брак Джулиана. Он так и не простил жену.

– Думаю, это неприятно – узнать, что у твоей жены был ребенок еще до вашего знакомства, – заметила я.

Рэнсом бросил на меня недовольный взгляд.

– Восемнадцатилетняя девушка из хорошей семьи, абсолютно ничего не знающая о жизни, не беременеет потому, что так решила сама, – сказал он. – Вам когда-нибудь было стыдно?

Вопрос был таким неожиданным, что я не нашлась что ответить.

Взгляд водянистых умных глаз Рэнсома не отрывался от моего лица.

– Было, – сказал он, прочтя мои мысли. – Как и всем нам. Стыд разрушает и иссушает. Он никогда не проходит. Отец Марианы ушел, бросил семью вскоре после возвращения с войны. Ее сестра утонула. Марианой просто попользовались. Она была почти ребенком. Ее опозорили, и она всю жизнь расплачивалась за это стыдом. Снова и снова, каждый день.

Я наблюдала за его лицом, когда он это говорил, – и увидела. Это легко, когда знаешь, что искать.

– Вы ее любили, – сказала я.

Ветер теребил его редеющие седые волосы.

– Думаю, теперь это уже не имеет значения, – сказал он. – Она умерла больше сорока лет назад. Но вы правы: Мариане было достаточно поманить меня пальцем, и я бросил бы жену ради нее. Но она этого не сделала. Не беспокойтесь, никакого бурного романа у нас не было. Мариана понятия не имела о моих чувствах, а я ей не признавался. В этом отношении все, как ни странно, было невинно.

Невинно и печально.

– Мне очень жаль. – Ничего другого я придумать не смогла.

Рэнсом пожал плечами.

– Время проходит, и такие вещи теряют значение. Становятся просто мыслями, которые уносит ветер. Вы нужны мне не для того, чтобы передать мои дурацкие эмоции следующему поколению. У меня есть информация, которой я хочу с вами поделиться.

Я почувствовала, как напряглись мышцы спины – привычная реакция: волнение у меня всегда проявляется именно так.

– Что за информация?

– Я поделюсь ею с вами, когда сочту нужным. Вы здесь по моему приглашению, и я буду вести разговор так, как мне удобно. В данный момент я вам сообщаю, что Джулиан пришел ко мне по поводу незаконнорожденного ребенка своей жены. Он хотел знать, может ли девочка по закону претендовать на его деньги. Ответ был отрицательным, о чем я его проинформировал. Мы оба посмеялись над этой идеей. Я очень хорошо это помню. – Он принялся барабанить пальцами по трости, потом перестал. – Лили вызывала у него дискомфорт, но она была всего лишь маленькой девочкой. Честно говоря, я выбросил ее из головы и почти не вспоминал о ней, пока она не нашла меня в юридической библиотеке через шесть недель после смерти Джулиана. Просто вошла и села напротив меня за столик, за которым я изучал нужные мне материалы.

– Лили вас искала?

– Да. Бог знает, откуда она узнала, где я, но узнала. В то время она была привлекательной и в каком-то смысле очень чувственной. Но когда я впервые в жизни встретился с ней лицом к лицу, она не показалась мне симпатичной. Что-то в ней… отталкивало. Холодность. Это трудно объяснить – нужно видеть своими глазами. Я знаю, что Бет любила Лили, что они сестры, но я любил Бет почти полвека,