Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потерла пальцы, сторонясь взгляда, устремленного на нее скакого-то портрета. «Портрет неизвестного». Ишь ты! Мужик не иначе в полициислужил, просто насквозь глазищами пронзает. А, ну да, это ведь работа Рокотова.У всех персонажей Рокотова, не у одной только Струйской, такие вотнеобыкновенные, в душу глядящие глаза. Умел человек писать, ничего не скажешь,умел. А на многих других картинах производят впечатление только тщательновыписанные кружева, каменья, ткани, покрой платьев, а больше в них нет ничегоценного, кроме цифры на этикеточке: 1796 год, или 1823-й, или 1867-й. «В своевремя на эти портреты и пейзажи, наверно, никто и смотреть не хотел, прямо какв наше – на весь тот живописный мусор, который выставляют на Покровке в Нижнемили на Арбате в Москве!» – подумала Соня, через просторный коридор переходя взалы XIX–XX веков.
Черноволосый молодой человек, недавно восхищавшийсяплащаницами, обогнул ее на повороте, скользнул невидящим взглядом и проследовалк огромному полотну Бенинга «Последние минуты Дмитрия Самозванца». Соня тожепосмотрела на достопримечательность – и ее вдруг разобрал смех. Интересно,обратил ли кто-нибудь внимание, что этот самый Самозванец необычайно похож нанынешнего лидера компартии, по совместительству – чемпиона по бильярдупрестижного поселка, где обретается наша политическая элита? Правда, Самозванецна картине значительно моложе, чем лидер в телевизоре, но ведь и он был небосьмолодым когда-то? И волос у Самозванца побольше, ну так ведь и лидер, наверное,тоже обладал пышной шевелюрой в незапамятные времена развитого социализма?
Нет, Самозванец – симпатичный парень. И внешне он Соневсегда нравился, и авантюрист, опять-таки, первейший. Годунов-то был большойпакостник, ребеночка вон невинного прикончил. Не зря же столько народу от негосразу отшатнулось и примкнуло к Дмитрию, пусть даже и не веря, что он подлинныйсын царя Грозного. Вообще со всеми этими подлинными и не подлинными детьми, совсеми этими двойниками – в истории столько вопросов! Да и в нынешней жизни –тоже. А что касается Самозванца, зря он с поляками связался, вот какая штука. ВРоссии это дело швах – на иностранцев ставку делать. Правда, случается, когда безиностранцев не обойтись. Вернее, без их денежек.
Молодой человек уже давно перешел в другой зал, а Соня всестояла перед Самозванцем, нервно потирая заледеневшие пальцы и тихонькопокашливая. Посмотрела на часы.
Пора бы и ей…
* * *
За все время пути никто из Лидиных сопровождающих непроизнес ни слова. Сидевший за рулем громила со вдавленным носом сначалакосился на нее в зеркальце заднего вида, но потом сосредоточился на дороге. Какни странно, он оказался неплохим водителем, а ведь, судя по дебильноватойфизиономии, должен был гнать поперек всех правил, пока не размажет себя ипассажиров о какой-нибудь неуступчивый «КамАЗ». Но нет – рулил как положено, ибуквально через пять минут на повороте мелькнули афиши кинотеатра, а потом «Шевроле»затормозил около цепи двухэтажных купеческих домиков, ладненько подновленных иукрашенных множеством вывесок – от «Дамских радостей» до «Мужской гордости». Наодном красовалось золотом по черному: «Ла ви он роз». Лида криво усмехнулась:приехали!
– Приехали, – тотчас повторил вслух ее второй попутчик,унылый, будто сухая лимонная корка. Этот парень, по всему чувствовалось,терпеть не мог Лиду Литвинову, а то и ненавидел ее. Пожалуй, если бы нечудаковатый доктор с его абрикосовым компотом, на площадке около ее квартирымогла бы разыграться еще та сцена… Впрочем, потом ее сопровождающий взял себя вруки и сидел молча. Молчал и… тихо ненавидел спутницу.
Лида проворно выскочила из машины и с облегчением вздохнула.Какой приятный денек – ветреный, солнечный, свежий. Хорошо бы пройтись,подышать свежим воздухом. Но, похоже, это не светит: водила уже грозно пыхтелей в затылок, а тот, другой, противный, приотворял черную дверь, делаяиздевательский приглашающий жест. При этом он поглядывал с некоторой опаской.
«Они что, думают, я дам сейчас деру вон на тот забитыйнародом рынок? – усмехнулась Лида. – Конечно, там вполне можно затеряться. Нокакой смысл? Надо же, в конце концов, все выяснить».
Она вошла и споткнулась на ступеньке длинной лестницы, начинавшейсясразу от входа. Сильно пахло краской, а недалеко от ступенек какой-то раззяварассыпал не меньше чем полмешка цемента.
«Ремонт у них, что ли?»
– Осторожнее, – весьма вежливо сказал унылый. – ЛадаМансуровна ждет вас в своем кабинете.
– Я здесь, – послышался густой голос, и из-под лестницывынырнула плотная фигура в брючном темно-красном костюме, с ежиком короткихседеющих волос на большой круглой голове и сильно накрашенным лицом.
Почему-то при виде этой особы Лида сразу вспомнилазнаменитого педика, который поет про голубую луну. Только педик был тощий, аэта дама отличалась внушительными габаритами. Но общее впечатление двуполостибыло очень сильным.
«Размужичье – вот как называли таких бабенок в старину», –подумала Лида и не смогла сдержать кривой усмешки.
– Смеешься? – негромко сказала Лада Мансуровна. – Этохорошо. Но долго ли ты будешь смеяться, вот вопрос.
Она шагнула к Лиде и отвесила ей две пощечины – такиевнезапные и стремительные, что она даже не успела отстраниться, и такиехлесткие, что потемнело в глазах.
Тотчас стоявший сзади унылый попутчик толкнул ее в спину.Лида не удержалась на ногах и упала на ступеньки, так больно ударившись коленямии грудью, что вскрикнула. Только чудом успела она отвернуть лицо и не расшиблаего в кровь. Сильная рука вцепилась ей в волосы и заломила голову, и в спинууперлась нога. Голову так и заламывали назад, прогибая тело, и мелькнулаужасная мысль, что так можно сломать человеку шею…
– Чего ж ты не смеешься? – произнес у самого ее уха густойженский голос, но Лида с трудом расслышала его сквозь звон в ушах. Онабестолково замахала руками, и в это мгновение ее отпустили – до тогонеожиданно, что она снова резко упала вперед – на сей раз успев выставить руки.
Голову и шею ломило по-страшному, чудилось, выдрали половинуволос…
– Ну, Лидочка, надо поосторожнее на этих ступеньках, ониведь такие скользкие, – миролюбиво прогудела Лада Мансуровна, и чьи-то железныепальцы вцепились Лиде в локоть и вздернули ее вверх, вынудив подняться на ноги.– Смотри, коленку разбила. Вот она, ваша страсть к коротеньким юбочкам…Впрочем, до свадьбы заживет. Ничего, ничего страшного, успокойся, упала,подумаешь, с кем не бывает! – продолжала басить она, входя в дверцу,притулившуюся сразу под лестницей.