– Да. Мне нужно, чтобы ты как можно скорее, немедленноприехал в клуб «Ла ви он роз» – это на Алексеевской, как раз напротив рынка, –и привез… – Лида нервно сглотнула: – Привез те фотографии, помнишь? С негром…

– Чт-то? – тихо, с запинкой спросил Струмилин. – С негром?

– Скажи ему про негативы, про негативы! – сунулась к трубкеЛада Мансуровна, но Лида уже нажала на сброс.

– Про негативы! – закричал и Семен, и Лида угрюмо кивнула:

– Да вы что, не знаете? «Негры» – это и есть негативы, ещесо времен черно-белой фотографии осталось такое название.

– Так что? Приедет он? – нервно комкала свои смуглые, сотличным маникюром пальцы Лада Мансуровна.

Лида как загипнотизированная ловила взглядом блеск ее колец:

– Не знаю…

Ну в самом деле, откуда ей знать! Она могла тольконадеяться… но даже на это уже не осталось сил. Как-то вдруг, волной, нахлынуластрашная слабость, в висках забили молоточки, голова закружилась. Она никогдане пила столько, стакан самогонки и мужика поздоровее с ног собьет, а она ведьи так еле держалась. Мелькнуло сожаление: вот сейчас уснет прямо в кресле – ине узнает, примчится ли ей на выручку странный парень с прищуренными серымиглазами и русыми волосами, так смешно, по-мальчишески взъерошенными над лбом.

– Не спи, замерзнешь! – донесся до нее злой голос ЛадыМансуровны, и в следующее мгновение Булка выдернул Лиду из кресла. – Хочу тебекое-что показать.

Ее выволокли в коридор, но тут же пришлось прижаться кстене: мимо проехала каталка, на которую горой были навалены неодетые манекены,вповалку – мужского и женского рода. Лиду замутило: все это почему-то напомнилоей морг. Как будто трупы развозят после какой-то страшной аварии.

Внезапно из глубины тел послышался глубочайший вздох, словноодин из трупов внезапно очнулся от летаргического сна. Лида невольновскрикнула, однако ничего страшного не произошло: просто один манекен,оказавшийся резиновым, вдруг лопнул и из него с шумом начал выходить воздух.

– Выкинь этого придурка! – рявкнула Лада Мансуровна,уничтожая взглядом работягу, везущего каталку. Тот кивнул и проворно свернул заугол коридора.

А Лиду протащили несколько шагов вниз по ступенькам, и ЛадаМансуровна резко распахнула какую-то дверь:

– Полюбуйся!

Запах краски, от чего Лиду мутило, стал сильнее. Широкооткрытыми глазами она вглядывалась в просторное помещение с небольшимвозвышением вроде сцены.

Здесь работали несколько человек. Кто-то поспешно сдирал состен полосы черных, с золотой искрой, дорогих обоев, кто-то соскребал мастеркомостатки бумаги, выравнивая стену, кто-то размешивал в деревянном ящичке бетон,кто-то работал кистью.

– Ну как? – злорадно спросила Лада Мансуровна, приближаялицо к Лидиному лицу. – Не было ничего, нет и не будет! Лопнуло все, поняла?Пшик – и сдулось, как тот манекен! Впечатляет?

Та только пожала плечами.

Неизвестно почему, это страшно разозлило Ладу Мансуровну. Несовладав с собой, она коротко взвизгнула – и наотмашь ударила Лиду по лицу.

Как нарочно, Булка, помогавший ей удержаться на ногах,разжал руки именно в эту минуту. Девушка рухнула на пол и осталась лежатьнедвижимо.

Семен с обеспокоенным видом нагнулся над ней, но тотчаскивнул:

– Ничего страшного. Дрыхнет!

– Ну и пусть валяется. – Лада Мансуровна окинулапренебрежительным взглядом голубой костюм, на который оседала серая цементнаяпыль. – По-моему, ей надо отдохнуть!

* * *

Теперь, справившись с Иркой, нужно привести в чувство Диму –и это, понимала Аня, будет посложнее. Но на подготовку имелось две недели. Двенедели – чтобы обдумать ситуацию, выработать и тактику, и стратегию, и всепрочее, что полагается в таких случаях!

И вот настал день его возвращения. «Метеор» из Николаевскаприбывал в восемь вечера, и Аня заранее уговорила Нонну сводить Ирку сегодня вкино, вернее, свозить – аж в Южный микрорайон. В тамошнем кинотеатре как разпоказывали «И дождь смывает все следы» – любимый Иркин фильм. Чушь чушайшая, ноэта барачная девица обожала смотреть на заграничные роскошные интерьеры.

Вернуться Нонна с их подопечной должны только около десяти.И это хорошо. Ане не хотелось рисковать: вдруг Дима, ошалев от любви, сразупобежит проведывать Ирину. А так понюхает пробой – и воротится домой.

Конечно, она могла бы встретить его на пристани и за ручкуприволочь в супружескую постель. Однако это шло вразрез с ее генеральнымпланом, поэтому Аня заставила себя остаться дома, считая минуты и уповая лишьна то, что Дима, который, как многие невзрачные люди, весьма франтоватый, непозволит себе появиться перед Ириной в старенькой энцефалитке, несвежей рубашкеи потертых брюках, заправленных в кирзачи, а потому для начала завалится домой.Он и завалился – чтобы обнаружить жену в постели, но не призывно раскинувшуюся,а бледную и слабую. Запах валерьянки, стоявший в комнате, мог бы свести с умавсех окрестных котов, и Дима, конечно, испугался.

– Что случилось, Анечка? – закричал он, елозя ногой об ногуи пытаясь скинуть кирзачи.

Аня залилась слезами. Ей никогда не стоило труда заплакать,ну а теперь, когда нервы сделались как истертые веревки, слезы вообще лилисьрекой.

Дима кинулся ее успокаивать. Способ успокоения был отработанвсей их долголетней семейной жизнью, очень приятный способ, и Аня не стала отнего отказываться, тем более что запах дыма, костра, тайги всегда чрезвычайновозбуждал ее. Ну а Дима две недели предавался вынужденному воздержанию, исовершенно неважно, чей образ маячил перед его зажмуренными глазами, пока онисступленно любился с родной женой.

В конце концов, утомленно прильнув щекой к груди мужа,Анечка шепотом открыла ему постыдную причину своего недомогания и слез.

Оказывается, Ирина сразу после отъезда Димы закатила Анестрашную сцену. Она, дескать, все обдумала – и решила расторгнуть их договор.

– То есть? – спросил Дима мгновенно охрипшим голосом, и рукаего, обнимавшая Анино голое плечо, дрогнула.