Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В кабинете Альберта оказалось едва ли теплее, чем в коридоре. Единственной его привилегией была возможность курить прямо за рабочим столом: когда я переступил через порог, под потолком так и витали густые клубы дыма.
– Лео! – удивился поэт, который размазывал по лицу белесую массу, консистенцией и внешним видом походившую на вазелин. – Я тут…
– Нет! – выставил я перед собой раскрытую ладонь. – Ничего не объясняй. Не хочу вникать в ваши богемные дела.
– Брось! – рассмеялся Альберт и продолжил растирать мазь. – Это состав для защиты от солнца. Без него я бы не пережил лето в Монтекалиде!
У поэта действительно была аллергия на прямые солнечные лучи, но я лишь недоверчиво хмыкнул.
– На улице дождь идет, Альберт.
– Не важно! – отмахнулся поэт и передвинул на край стола жестяную банку с закручивавшейся крышкой. На этикетке белокожий вампир преспокойно стоял под солнечными лучами и улыбался.
– Наука творит чудеса, – усмехнулся я, усаживаясь в кресло.
Альберт вытер излишки мази бумажной салфеткой, выкинул ее в корзину для мусора и спросил:
– Какими судьбами?
– Лилиана уехала повидать родителей.
– О! – обрадовался поэт, открывая ящик стола. – Значит, по времени мы не ограничены! – Он достал бутылку вина и принялся срезать сургуч. – Лео, что будешь пить?
– А как же репетиция?
– Уже закончилась. Но раз здоровье моей ненаглядной супруги снова в порядке, я могу позволить себе немного задержаться на работе!
– Елизавета-Мария заезжала днем?
– О да! – подтвердил Альберт. – Ее новый образ вызвал настоящий фурор! Уверен, об этом напишут в своих колонках все светские обозреватели!
– Рад за вас.
– Лео, ты не ответил – что ты будешь пить?
Я оглядел кабинет Альберта с единственным окошком под самым потолком и практически полным отсутствием мебели и спросил:
– А чай у вас можно заварить?
– Чай? – скривился Брандт. – Мы столько времени не виделись, а ты собираешься пить какой-то чай?!
– Это лечебный сбор. Надо привести нервы в порядок.
Поэт закатил глаза и покинул кабинет. Вскоре он вернулся и выставил на стол заварочник и чайник с кипятком.
– Забрал у швейцара? – догадался я.
– У ночного сторожа, – поправил меня Альберт и развел руками. – Ну и чего ты ждешь? Наливай!
Поэт откупорил вино, я принялся заваривать чай. Потом мы чокнулись стаканами и повели неспешный разговор обо всем сразу и ни о чем конкретно. Чайный сбор слепого рисовальщика подействовал на меня успокаивающе. Все проблемы стали казаться далекими и несерьезными, но сна при этом не было ни в одном глазу.
Ясная голова, бодрость и нежелание подниматься из кресла удивительным образом сочетались друг с другом, да и Альберт сегодня оказался в ударе и просто сыпал байками из своей театральной жизни.
Когда совершенно неожиданно для нас настенные часы пробили час ночи, поэт задумчиво потер переносицу и поинтересовался:
– А есть ли смысл ехать домой?
– Елизавета-Мария? – напомнил я.
– Будет дуться, но мне надо перевести дух. Давай как в старые добрые времена просто посидим и поговорим! Ты, я и никого больше. Семейная жизнь – это просто замечательно, но только знал бы ты, как я скучал по всему этому!
Альберт Брандт обвел рукой кабинет, и я кивнул, давая понять, что прекрасно понимаю его настроение. А как иначе? Всех нас время от времени посещают подобные мысли.
– Устроить тебе экскурсию? – предложил поэт.
– А давай! – не стал отказываться я.
Домой в итоге мы не поехали.
8
Альберт заснул прямо за столом.
К чести поэта, прикорнул он уже около семи утра, а всю ночь напролет болтал будто заведенный.
Я медленно и осторожно поднялся из кресла, ухватился за подлокотник, несколько раз присел, разминая ноги, и отправился в уборную. Облегчился, а на обратном пути завернул к вахтеру, на столе которого вчера вечером приметил телефонный аппарат. Смена вздорного дедка еще не началась, а ночной сторож где-то спал, поэтому никто не помешал мне позвонить в контору Рамона Миро.
И хоть особых надежд на успех я не питал, мой напарник оказался уже на месте.
– Лео, где тебя черти носят?! – прошипел он в трубку. – Я нашел твоего Линча еще вчера!
– Так быстро? – удивился я.
– Это его настоящая фамилия! – огорошил меня Рамон.
– Уверен?
– Мой человек в картотеке поднял личное дело – фотография совпадает с твоим рисунком.
– Что он натворил?
– Политический. Находится в разработке Третьего департамента по подозрению в связях с ирландскими националистами.
– Адрес?
– Есть.
– Заберешь меня от театра или лучше приехать на место самому?
Рамон надолго задумался, высчитывая расстояние, потом нехотя признал:
– Ты будешь там раньше. Только не лезь к нему один, хорошо?
– Диктуй адрес.
– Дом с зеленой голубятней на улице Гамильтона.
– А точнее?
– Гамильтона, пять, только номеров там нет. Ищи дом по голубятне. Линч снимает полуподвальное помещение, оно там одно.
– Понял.
– Знаешь, как добраться? Это Зеленый квартал…
– Я знаю, – перебил я Рамона, поскольку имел представление, где именно располагался район, заселенный ирландцами. Неподалеку селились выходцы из Восточной Европы, преимущественно поляки и русские, и в свое время мне пришлось прожить в той округе полгода или даже год.
– Дождись нас на улице, – потребовал Рамон. – Ничего не предпринимай. Понял?
– Договорились, – пообещал я и повесил трубку.
Потом быстро вернулся в кабинет поэта, снял с вешалки кожаный реглан, нацепил на голову фуражку и поспешил на выход, но по пути передумал и заглянул в показанный на вчерашней экскурсии запасник реквизита. Дверь запиралась на английский замок, и мне без всякого труда удалось вскрыть несложный запор парой простых булавок.
Да, я без зазрения совести обворовал Императорский театр. Умыкнул потрепанную драповую пальтейку, бесформенную войлочную шапку и кудлатую бороду с завязками. Все это запихнул в котомку с ремнем через плечо, захлопнул дверь и поспешил прочь, мысленно дав себе зарок при первой же возможности вернуть тряпье обратно.
Сейчас же без маскарада было никак не обойтись – кожаный реглан и фуражка были прекрасно знакомы убийце, а мне вовсе не хотелось схлопотать пару пуль в спину, дожидаясь приезда Рамона Миро.