Ближайшая станция подземки располагалась в пяти минутах ходьбы от театра, туда я и направился. Небо за ночь расчистилось, тротуар подсох, но жарко в кожаном плаще не было – с океана задувал прохладный ветерок. Он рвал валивший из труб дым и теребил ветви деревьев.

Голова легонько-легонько гудела после бессонной ночи, а в ушах немного звенело, но в целом самочувствие не беспокоило. Не обратив никакого внимания на истошные крики продавца газет, я влился в поток спускавшихся в подземку горожан, оплатил проезд и стал дожидаться поезда.

Вскоре закопченный паровоз в клубах пара и дыма притащил на станцию вереницу ничуть не менее замызганных вагонов; я занял место в углу и покатил на окраину. С каждой остановкой чиновников и служащих становилось все меньше; их модные плащи и аккуратные котелки постепенно сменялись поношенными куртками и кепками работяг.

Когда я покинул вагон, служащих оставалось совсем немного – наверное, это были сотрудники заводоуправлений, – и почему-то они казались изрядно напуганными. Нет, внешне это никак не проявлялось, просто оживший вдруг талант сиятельного уловил внутреннюю неуверенность этих людей.

Вероятно, все дело было в продолжающейся стачке.

На платформе я зашагал было к лестнице, но сразу тяжким грузом навалилась дремота. Меня буквально потянуло в сон, глаза стали слипаться, а окутавшие локомотив дым и пар зажили собственной жизнью и сложились в мрачную фигуру в плаще с накинутым на голову капюшоном.

Наваждение не продлилось долго. Голова резко мотнулась, и я очнулся. Поезд укатил, оставшиеся после него серые клубы дыма быстро рассеялись, лишь еще какое-то время плыл в воздухе белый завиток злобного оскала. Мне это совсем не понравилось.

Я развернулся и взбежал на лестницу. Поначалу перепрыгивал сразу через две ступеньки за раз, но очень скоро выдохся, да еще нестерпимо заломило простреленное бедро. Тогда я сбавил темп и зашагал навстречу потоку спускавшихся на платформу горожан уже без всякой спешки, не расталкивая людей и не работая локтями.

Покинув пропахшую запахом дыма станцию подземки, я поморщился из-за ярких лучей солнца, надел темные очки и свернул на одну из узеньких улочек застроенного трехэтажными домами района. Молодые парни, пускавшие по кругу папиросу с едким вонючим табаком, проводили меня пристальными взглядами, но цепляться не стали. То ли сошел за местного, то ли не показался легкой добычей.

Мне было все равно. Мало что так придает уверенность в собственных силах, как заряженный револьвер в кармане плаща и намерение пустить его в ход задолго до того, как ситуация выйдет из-под контроля.

По всем раскладам, я намного опередил Рамона Миро и потому не отказал себе в удовольствии заглянуть в знакомую закусочную с красочной красно-оранжевой птицей на вывеске. Впрочем, привело меня в «Жар-птицу», как именовалось местными обитателями это заведение, вовсе не желание вспомнить старые добрые деньки, а банальная сонливость. У меня попросту слипались глаза.

– Кофе. Черный, крепкий, без сахара, – попросил я по-русски, принялся расстегивать реглан и уточнил: – Что есть из горячего?

Официант задумчиво почесал за ухом карандашом и предложил:

– Возьмите пельмени или вареники.

– Что еще?

– Можем пожарить яичницу. И есть бефстроганов. Но он вчерашний.

– Давайте бефстроганов, – решил я, сел за стол и кинул под ноги театральную котомку, в которую перекочевал из кармана реглана «Веблей – Фосбери». – Кофе сразу!

Распахнулась дверь, вошли два потрепанных забулдыги, заказали по сто граммов водки и один на двоих бутерброд с селедкой. Выпили, закусили и отправились восвояси.

За счет подобной публики заведение и держалось на плаву: на разлив водку продавали втридорога, но винные лавки открывались позже, и поутру похмельным страдальцам идти было больше некуда.

Кофе оказался крепким и бодрящим, сонливость отступила, прояснилась голова. Я отвернулся к окну и постарался привести в порядок мысли. Последние дни меня тащил за собой поток событий, я не планировал своих поступков и даже особо не задумывался об их последствиях, а лишь реагировал на внешние раздражители. А подумать было о чем.

Наемный убийца, потеря контроля над собственным даром и пристальное внимание венценосной кузины давили тяжестью непреодолимых обстоятельств, и не было никакой возможности разрубить этот гордиев узел одним решительным ударом.

Можно было лишь методично и обстоятельно вытягивать из этого клубка отдельные нити. Сначала вывести из игры стрелка и его заказчика. Потом – прояснить судьбу профессора Берлигера. Если заведующий отделением пережил пожар, отыскать его и выяснить, как нейтрализовать эффект электротерапии.

И самое главное – не спать.

Я понятия не имел, какое задание приготовила для меня принцесса Анна, но заранее знал, что простым оно не будет.

Официант принес заказ, и хоть говядину в сметанном соусе приготовили еще вчера, вкус у нее оказался просто превосходный. Впрочем, водянистое и клейкое картофельное пюре я тоже съел без остатка.

Хороший аппетит показался добрым знаком, я в несколько глотков допил крепкий кофе и поднялся из-за стола.

– Скоро вернусь, – предупредил официанта, сунув ему синенькую пятерку.

Реглан с вешалки я забирать не стал, с собой прихватил одну лишь котомку. На выходе из закусочной на глаза никто подозрительный не попался, и я поспешил укрыться в пропахшем застарелой мочой переулке. Там натянул на себя драповое пальто, приладил на лицо кудлатую бороду и по самые глаза нахлобучил на голову бесформенную шапку. Клюка для хромоножки-попрошайки обнаружилась тут же – просто поднял с земли увесистую сучковатую палку.

С образом бродяги не вязались только новенькие ботинки и дорогие брюки, но поделать с этим уже ничего было нельзя. Оставалось лишь уповать на невнимательность местных жителей.

До улицы Гамильтона я дошел за пять минут и еще столько же времени убил на поиски нужного дома. Номеров на обшарпанных стенах и в самом деле не оказалось, но на одном из крытых шифером зданий мне посчастливилось углядеть ржавую табличку с цифрой «три», а на крыше соседнего обнаружилась та самая зеленая голубятня.

Палисадник со стороны улицы там зарос вишневыми деревьями, а двор хоть и был огорожен высоким каменным забором, но ворота давно сняли, и будка сторожа стояла с забитыми досками окнами. Хватало заколоченных окон и в самом доме. Впрочем, заброшенным он не был: между деревьями тянулись бельевые веревки, дымила одна из труб, пахло жареной рыбой и подгоревшей кашей, из какой-то квартиры доносился детский плач.

Окинув взглядом пустой двор, я сразу приметил рядом с крыльцом парадного спуск в полуподвальное помещение и без всякой опаски зашагал прямиком к нему. Попасться на глаза убийце я не опасался по той простой причине, что все окна его обиталища оказались забиты досками; в щелях между ними виднелось затолканное внутрь тряпье.