— Тады чаво надо? — насторожилась пьяноватаяличность. — Все равно пять рублей не верну, может, ты сюда поссал, атеперь обмануть хочешь!

Я подавил подступающую к горлу тошноту и вышел в коридор.

— Бога ради, оставьте деньги себе, впрочем, дам вам ещепятьдесят рублей, если ответите, не у вас ли в доме находится девочка.

— Какая девчонка? — настороженно поинтересовалсядядька.

Я медленно вытащил кошелек, долго расстегивал, занудновытаскивая из его недр голубую бумажку. Пьянчуга с вожделением следил за моимируками. Наконец ассигнация увидела свет. Я помахал ею перед носом алкоголика.

— Лиза, двухлетняя малышка. Ваша жена, случайно, неподрабатывает няней?

— Дворники мы, — насупился мужик, — Танькапроспект скребет у супермаркета, а Лизка при ней. Зачем она вам понадобилась?Может, я на что сгожусь?

Я сунул портмоне за пазуху.

— Нет, милейший, дальнейший разговор я стану вести свашей супругой. Где этот супермаркет?

— В двух шагах, — прохрипел пьяница, —аккурат влево идите. «Голубая долина» называется.

Я двинулся в указанном направлении, наслаждаясь свежимвоздухом, который после затхлой атмосферы барака показался просто упоительным.Супермаркет и впрямь был в двух шагах. Возле лаково блестевших ступенек бродилатолстая баба, замотанная в грязно-розовую китайскую куртку. В руках наядадержала лом. Я подошел вплотную к красавице и поморщился. Даже мой не слишкомкапризный нос уловил отвратительное амбре: смесь запахов пота, дешевой водки игрязных волос.

— Вы Татьяна?

Женщина откинула капюшон. Я вздрогнул. Лицо дворничихинапоминало географическую карту, все желто-зелено-синее. Один глаз заплыл, над другимнависала рассеченная бровь, губы покрывали то ли ссадины, то ли болячки.

— Слышь, хозяин, — прогундосило небесноесоздание, — все очистила, подмела, хошь, еще ступени помою?

— Я не из супермаркета.

— А… чего тогда надо?

— Меня прислала Лера.

— Кто?

— Есина.

— Знать ее не знаю.

— Простите, где Лиза?

Татьяна оперлась на лом, очевидно, ноги плохо слушалисьхозяйку.

— А тебе зачем Лизка?

— Меня прислала Лера Есина за девочкой, велела забрать.

— Ах Ле-ерка, — протянула Татьяна, шумновздыхая. — Давненько девку не брала, уж думала, не нужна она ей больше.Лизка со старшими у метро работает, ступай туда, только заплати сначала.Пятьсот рублей.

Думая, что Лера задолжала этой более чем странной няне, яполез за кошельком. Честно говоря, я совершенно не представлял, что стануделать с ребенком, просто понимал: малышку никак нельзя оставлять на попеченииалкоголиков в жуткой квартире. В конце концов, отдам ее отцу. Правда, девчушкаодна, а предполагаемых папенек двое… Ну да не беда, сделают анализ, установятотцовство. Надеюсь, мужчины поймут меня.

Я стал отсчитывать сотенные бумажки, тут вдруг до меня дошелсмысл только что услышанной фразы, и я безмерно удивился:

— Лиза работает у метро? Ей же всего два года?

— Ну так что? — рассмеялась Татьяна и ловковыдернула из моих пальцев ассигнации. — Нам дармоеды не нужны, ходитьнаучилась? Значит, могёт семье подсобить, неча захребетницей жить! Я дитёв встрогости держу, к труду приучаю…

И она громко икнула. Я попятился.

— Где искать девочку?

— А у входа в подземный переход, они там с Лешкой иСанькой сидят. Скажешь Саньке, что я велела Лизу отдать.

— И мне вот так запросто отдадут ребенка?

— А чаво? Хошь, могёшь расписку написать, — хриплозасмеялась добрая маменька и, подняв лом, с натужным хеканьем опустила его наостровок льда.

— Вот, зараза, задолбалась совсем, — пожаловаласьона, — денежки-то трудом достаются, никто не придет, не принесет наблюдечке, не скажет: «На, Танюха, гуляй».

Провожаемый ворчанием, я свернул к метро, дошел до входа вподземный переход и увидел на ступеньках живописную троицу. Чем-то детинапоминали картину «Тройка», помните это полотно? Дурно одетые ребятишки тащаттяжеленную бочку.

Правда, современные оборвыши сидели на картонке, постеленнойв липкой грязи. Мальчик, с виду лет семи, в кургузой болоньевой курточке,рваных темно-синих рейтузах, в кедах, сидел рядом с братишкой, едва лисправившим пятилетие. Тот выглядел не лучше. На нем было длинное, явно девичьепальто с остатками меха неизвестного животного. На голову пацанчик нацепилнечто странное, то ли кепку, то ли бейсболку, во всяком случае, убор совершенноне подходил для морозного вечера. Между мальчуганами, свернувшись клубочком,лежало существо, сначала принятое мною за небольшую дворняжку. Но, подойдявплотную к малолетним попрошайкам, я понял, что это крохотная девочка вклочкастой шубке из синтетики. Перед несчастными, замерзшими и, очевидно,голодными детьми стояла картонка, на которой чья-то не слишком уверенная рукавывела текст:

«Подайте Христа ради у нас все умирли астались сироты бесденек и еды жить негде пажалейте люди добрые».

В моей душе поднялась буря. Что за дрянь была эта Беата.Получала от Владимира и Леонида приличные деньги и отдавала дочку своейбезголовой сестрице Лере. А та, желая гулять и веселиться, нашла подходящую«няньку». Неужели мать ни разу не поинтересовалась, в каких условиях содержитсяребенок? Уму непостижимо!

Едва сдерживая гнев, я спросил:

— Кто из вас Санька?

— А за каким фигом он тебе? — неожиданно басомпоинтересовался пятилетний.

Более старший мальчуган безучастно смотрел перед собойостановившимся взглядом.

Я слегка растерялся, потом наклонился и ответил:

— Видишь ли, мне нужно забрать Лизу, ваша мама,Татьяна, уже получила пятьсот рублей.

— А не брешешь? — буркнул малыш.

— Нет.

— Погодь, — велело дитя, потом порылось в кучетряпья, вытащило на свет божий мобильный телефон и потыкало черным от грязипальцем в кнопки. Я совсем растерялся. Наличие у нищих сотового казалось мненевероятным.

— Эй, Танька, — пробасил ребятенок, — тут жлобинаЛизу требует! Деньги-то взяла? Ага!