Женщина чуть не уронила крохотную чашечку.

— Вава!!! Да ты с ума сошел!!!

Я посмотрел на Коку и увидел на дне ее глаз плохо скрытоебеспокойство.

— Чтобы мы с Николеттой отправились в сомнительныезаведения, — слишком шумно возмутилась она, — что взбрело тебе вголову!

— Кока, я все знаю!

Пальцы, унизанные кольцами, задрожали, дама быстро поставилафарфоровую чашку на столик, сделанный трудолюбивыми крепостными в восемнадцатомвеке, и пробормотала:

— Ну Николетта! Договорились же! Никому ни слова!

— Она и не рассказывала.

— Откуда тогда информация?

Я схватил Коку за плечо:

— Послушайте, Николетта попала в скверную историю. Выможете хоть раз в жизни перестать кривляться и начать разговаривать нормально?В конце концов, я понимаю, что вы недолюбливаете мою мать, но ведь не до такойже степени, чтобы желать ее смерти?

Неожиданно с лица Коки сползла светская улыбка, онапотянулась к расписной шкатулке, вытащила оттуда длинную турецкую папиросу и сявной обидой произнесла:

— Между прочим, Павел сначала ухаживал за мной, аНиколетта его отбила.

— Какой Павел?

— Да твой отец, дурачок. У нас был замечательный роман,дело шло к свадьбе, кстати, я всегда хотела быть женой писателя. Все так хорошоскладывалось! И тут появляется Николетта и отбивает Подушкина! Скажи, этокрасиво?

— Кока, эта история случилась почти пятьдесят лет томуназад!

— Что ты несешь, Вава! — подпрыгнула дама. —Нам с Николеттой нет еще и сорока!

Я тяжело вздохнул. Нет, с ней невозможно разговариватьнормально. Вы только послушайте! Им с Николеттой нет еще и сорока! Кока что,забыла, сколько мне лет? Или она думает, что маменька произвела сына на светеще до своего рождения? Да уж, похоже, Кока окончательно впала в маразм. Они смаменькой могут врать про свой возраст кому угодно, только не мне.

— Вы же потом вышли замуж. — Я решил увести дамуот дебатов на тему возраста.

— Да, и очень удачно, — кивнула головойКока, — никогда не нуждалась, но Вениамин был генерал, солдафон, никакойтонкости. «Всем встать, полк кругом, шагом марш». Ах, Ванечка, я так мучилась!Прямо дергалась вся на суаре:[5]а ну как Веня глупость сморозит! Он мог такое сказануть! Иловайский до сих порвспоминает, как мой муж на вопрос: «Нравится ли вам Камю?» — ответил: «Не знаю,еще не попробовал, скажите, в какой миске этот салат!» Господи, я ему сто разобъясняла: Камю — это писатель. Но толку-то! Постоянно приходилось за руку еговодить и за язык держать. Веня из деревенских мужиков, карьеру сделал, авоспитания не приобрел. Я его едва научила рубашки каждый день менять, всевозмущался: «Зачем ее стирать, вывешу за окошко на десять минут, и сновасвеженькая». А Павел — дворянин, аристократическая натура. Да что там говорить!Николетта поступила отвратительно!

Кока отвернулась к окну и стала с раздражением закуривать. Ямолча держал перед ней зажигалку. Интересно, а сама Кока читала модного в средесоветской интеллигенции в 60-е годы Альбера Камю? Скорей всего, нет. Но мне,честно говоря, наплевать на ее образованность.

— Кока, и мой отец, и Вениамин Александрович давноумерли, а Николетта вляпалась в идиотскую историю. Зачем вас потащило встрип-клуб?

— Из любопытства, — ответила она. — Один размы ехали вместе из гостей на моей машине, и тут колесо прокололось. Мы вышли.Ну представь, стоим на шпильках, в вечерних платьях, правда, в шубах, но у меняпод юбкой нет белья, думаю, у твоей мамаши тоже…

— Почему? — изумился я.

— Дурачок, — снисходительно улыбнуласьКока, — так почти все одеваются, юбка лучше сидит. Одним словом, начализамерзать, и тут видим вывеску: «Клуб „Желтая мельница“», мы и пошли туда.Кстати, место очень и очень приличное!

— Отчего вы так решили?

— А возле охранников какие-то девки толклись, но ихвнутрь не пустили, сказали: «Мест нет». Перед нами же двери мгновеннораспахнули, мигом поняли, что пришли дамы из светского общества.

Забыв спросить разрешение, я потянулся к сигаретам. ГлупостьКоки обезоруживает. Секьюрити увидели двух пожилых, но хорошо сохранившихся ишикарно разодетых дам. Естественно, их без писка пустили в притон.

— Сколько раз вы там были?

— Ну… два, три, максимум пять.

— А потом решили повеселиться в злачном местечке наНовый год?

— И что плохого? — ринулась в атаку Кока. —Стол был хорош, концертная программа чудесная.

— Люди вашего круга не ходят в подобные места!

— А мы никому не рассказывали, впрочем, на Новый годможно, — как ни в чем не бывало заявила Кока.

Так, теперь понятно, откуда маменька знает, куда следуетзасовывать стриптизеру деньги. Полный негодования, я рассказал Коке все о Мише.Если кто и может повлиять на Николетту, так это заклятая подруга. Честноговоря, я ожидал, что она ужаснется и бросится к телефону. Наберет номермаменьки и заявит: «Имей в виду, дорогая, двери моего салона мигом закроютсяперед тобой, если выйдешь замуж за стриптизера».

Коку отличает редкостный снобизм. Она ни за что не пустит насвои антикварные диваны парня, пользующегося сомнительной репутацией. АНиколетта не захочет прослыть дамой, которую не принимают у Коки. И потом,насколько я знаю маменьку, ей потребуется похвастаться кавалером. Тихо сидеть утелевизора, пусть даже в компании сверхмолодого мужа, это перспектива не дляНиколетты. Взвесив все «за» и «против», маменька выгонит Михаила. Но Кокаудивила меня до крайности. Она не пришла в ужас, узнав, какая судьба постиглавсех супруг альфонса. Нет, наоборот, Кока закатила глаза и прощебетала:

— Боже, как романтично! Умереть от любви! О такойсмерти мечтает каждая женщина. Господи, как повезло Николетте! Скончаться вобъятиях!

— Моя мать пока жива, — обозлился я.

— Ну да, верно, — остановилась на секунду Кока, нопотом бодро продолжила: — Но ведь это вопрос времени?

Честно говоря, я растерялся.

— Кока! Вы желаете Николетте смерти?

— Что ты, Вава! — возмутилась светскаяльвица. — Я просто сгораю от зависти, такое романтическое приключение.Меня, естественно, позовут подружкой невесты, придется шить розовое платье.