Он вновь сунул аппарат в ворох тряпок, опустил воротникпальто, прикрывавший почти все лицо, глянул на меня, и я вздрогнул. Парню былолет семнадцать. Над губой и на щеках у него виднелись темно-синие островки небритойкожи. Санька был карлик или лилипут, не знаю, как правильно называются людикрохотного роста, рождающиеся у нормальных родителей.

— Забирай, — велел он, пиная девочку.

Клочкастая шубка зашевелилась и села. Внутри слишком большойдохи виднелось бледное личико с огромными синяками под глазами.

— Ну, — поторопил меня Санька, — чегостоишь-то? Бери, пока даю.

Я протянул руку. Санька со всего размаха отвесил Лизеподзатыльник. Но девочка не заплакала и не захныкала, проворно вскочила наножки и схватила меня за ладонь. Я повернулся и двинулся вверх по ступенькам.

— Эй, погодь, — крикнул Санька.

— Что тебе? Деньги я уже отдал, — обернулся я.

— Завтрева сюда приведешь, — пояснилСанька, — не домой. Мы тута до ночи просидим, праздник будет, народ хорошоподает.

— Кого привести? — удивился я.

— Ково, ково, — передразнил карлик, — ясноедело, английскую королеву.

— Прости, но я не понимаю.

— …, — выругался Санька, — ну ты, блин, прямогерцог! Лизку, конечно.

— Но зачем я должен ее возвращать? — изумился я докрайности. — Деньги Татьяне отдал, и все.

— Ты че? — двинулся ко мне Санька, — …, да?За пятьсот рублёв решил навсегда купить? Положь девку на место! Сеструха, ежелиее совсем продавать, дороже будет! Меньше чем за штуку баксов не отдадим,хитрый больно!

— Подожди, что за ерунду говоришь? Лиза племянница ЛерыЕсиной. Девушка отдавала девочку твоей матери как няньке. Лиза никак не можетбыть твоей сестрой! Я понимаю, что произвел на тебя неблагоприятноевпечатление, но смею заверить, я не такой дурак, как тебе кажется!

Санька сипло заржал и поднялся по ступенькам. Его порочноеличико с крысиными чертами оказалось на уровне моих колен.

— Это кто вам про племянницу насвистел? —ухмыльнулся он. — Лерка? Ну, блин! Хохмачка! Да она Лизку напрокат брала!Ее к нам Степка привел!

— Кого? — спросил я, чувствуя легкоеголовокружение. — Кто привел? Куда? Зачем?

— Лерку, — вполне миролюбиво пояснилкарлик, — он с ней трахался, пока в армию не ушел. Лерка сначаларасстраивалась, а потом Лизку брать стала, за пятьсот рублей в день, ежели насутки, то дороже, но она ее завсегда к ночи приводила.

Я посмотрел на крохотулечную девочку, безучастно сидевшую наступеньках, потом вытащил кошелек и помахал им перед носом парня.

— Если ответишь на мои вопросы, заплачу.

— Сто баксов, — не растерялся карлик. — А выЛерке кто?

— Жених, — ответил я. — Она велела забратьсвою племянницу у няни, адрес дала.

Санька радостно засмеялся, очевидно, его очень обрадовалаперспектива сделать Лере пакость.

— Ой, цирк, — хрюкнул он, — вот что, пошли кАхмету в шашлычную, там и потолкуем.

Договорив фразу, он пнул Лизу.

— Эй, не дрыхать, ступай вниз.

Несчастное создание, даже не ойкнув, поползло опять ккартонке. Я перехватил девочку.

— Подожди, раз я заплатил, она моя. Пусть пойдет с намив кафе. Ты когда ее кормил в последний раз?

— Утром, — пожал плечами Санька, — оназавсегда в десять жрет, и все, зачем больше-то? Маленькая ищо.

Я подхватил девочку, и мы пошли в забегаловку.

Несмотря на поздний час, в шалмане было полно народу, восновном бомжи и нищие, отмечавшие очередной прошедший день. Мы уселись напластмассовые стулья, и Санька деловито сказал:

— Я заказываю, ты платишь.

Пришлось подчиниться. Вместо того чтобы отдубасить мерзкогокарлика, я купил ему жареную курицу, картофель фри и пиво. Такой же набор,только без спиртного, получила и девочка. Впрочем, она не обрадовалась, простопринялась молча отщипывать грязными пальцами курятину. Бройлер издавалзамечательный аромат. Я вспомнил блюдо с морковкой, поданное Леной,почувствовал в желудке голодные спазмы и заказал и себе цыпленка.

— Значит, так, — обсасывая нежные косточки,сообщил Санька, — дурит тебе Лерка голову, она мастерица по этой части,шалава и б…. Степка от нее натерпелся!

— Ты лучше по порядку, — попросил я.

Парень вытер жирные губы кулаком, хлебнул пива, вытащил изкармана пачку «Мальборо» и сказал:

— Ну слушай.

У Татьяны Ороевой семеро детей. Впрочем, их было девять, нодвое, слава господи, умерли, не дожив до года. Остальные выжили, вопреки всему.И отец, и мать пили горькую. Но наше государство проявляет удивительнуютерпимость к таким многодетным семьям, поэтому Ороевы, несмотря на асоциальныйобраз жизни, получили отдельную квартиру в бараке. Старший сын, Степан, невестьгде познакомился с Лерой Есиной, разбитной девчонкой, больше всего на светелюбящей погулять и поплясать. Девушка стала частенько бывать у Ороевых ипревратилась почти в родственницу. Ни Татьяна, ни ее муж не стеснялись«невесты», обсуждали при ней домашние дела. Семья промышляла нищенством.Правда, отец и мать числились дворниками, но на работу выходили редко, толькоесли их вынуждали к этому крайние обстоятельства, например, не было ни копейкина очередную бутылку. Лишь в этом случае Татьяна, кряхтя, брела к ларькам или ксупермаркету, предлагая свои услуги по очистке территории. Но такое случалосьнечасто. Основной доход в семейную кассу вносили дети. Младшие сидели у входа вметро, стояли возле рынка. Старшие мальчики мыли автомобили, две девочки,тринадцати и пятнадцати лет, не брезговали заниматься проституцией.Естественно, никто из них не ходил в школу. Из детей Ороевых грамотных былотолько двое: Санька и Степан. Первому, естественно, армия не грозила, а второмузабрили лоб спустя две недели после восемнадцатилетия.

Лерка сначала поплакала, но потом быстро утешилась иперестала бывать у «свекрови». Но примерно год назад она появилась в бараке ипопросила напрокат Лизу. Зачем ей понадобилась девочка, никто не знал, впрочем,Ороевых не волновало, что станет с ребенком. Пятьсот рублей в день в качествегонорара их вполне устраивало, судьба Лизы особенно не тревожила, детей много,одним больше, одним меньше.

— И часто она ее брала? — спросил я.

Санька пожал плечами: