Сам Ричард оказался в трудном положении, которое не могло продолжаться долго. Он понимал правоту духовно-рыцарских орденов, но при этом не мог противостоять зову обетов, призывавших его освободить Священный город. А когда до него дошли слухи, что Филипп II активно строил козни с целью захвата его земель, стало еще хуже. Чем дольше он будет оставаться в Палестине, тем больший ущерб понесет его королевство. С другой стороны, если сейчас отправиться в Англию, то все его здешние достижения закончатся ничем и наверняка вспыхнет гражданская война.

Под тяжестью груза этого невероятного бремени Ричард объявил о намерении остаться до следующего года, до Пасхи, и атаковать Иерусалим – если задача покажется ему выполнимой. Подобная двойственность была призвана скрыть нежелание идти на Иерусалим, но когда Ричарду стало ясно, что армия в подавляющем большинстве поддерживает идею немедленного освобождения Священного города, он уступил, прислушавшись к общественному мнению, и выступил маршем.

Поход подтвердил его самые худшие опасения. Саладин принял меры предосторожности, отравив в окрестностях Иерусалима все колодцы. Над армией крестоносцев нависла реальная угроза повторить судьбу Хаттина. Не желая двигаться дальше, Ричард объявил армии, что сейчас будет разумнее забыть о Иерусалиме и вместо этого атаковать Египет. В случае успеха эта мощная база Саладина будет разгромлена, после чего Иерусалим падет и удержать его не составит особого труда. Если же войско все же пожелает идти дальше на Иерусалим, он пойдет вместе с ним, но уже не в роли командующего. Священный город представлял собой достойную цель, ради которой он с радостью отдал бы свою жизнь, но у него не было никакого желания нести ответственность за смерть такого числа добрых христиан и уничтожение королевства крестоносцев из-за попытки, которая, как он понимал, изначально обречена.

На самом же деле Ричард просто обессилел. Он всерьез заболел и, в любом случае, сделал все, что мог. Теперь его королевский долг заключался в том, чтобы позаботиться о собственных землях.

2 сентября 1192 года он официально заключил с Саладином перемирие, чтобы установить над побережьем христианский контроль. В виде дани уважения к английскому королю султан дополнительно согласился обеспечить всем христианским паломникам беспрепятственный доступ в Иерусалим.

Многие крестоносцы поклялись не успокаиваться, не посетив храм Гроба Господня, и поэтому воспользовались преимуществами перемирия с тем, чтобы исполнить свой обет. Но Ричард к ним не присоединился. Он дал зарок вернуть Иерусалим христианам и до реализации этой цели входить в него не хотел. Для него крестовый поход не закончился, а лишь временно приостановился. Английский король всего-навсего отложил боевые действия на более поздний срок, чтобы навести порядок в делах у себя дома. Разобравшись с этим, он вернется и вернет Иерусалим. Саладин якобы так на это ответил: если Иерусалиму суждено пасть, то он будет рад видеть, что город перешел к столь достойному противнику.

Тем самым он, как и подобает, воздал должное величайшему королю крестоносцев. Ричард без посторонней помощи искоренил мучительную боль Хаттина, вдребезги разбил окружавшую Саладина ауру неуязвимости и вернул побережье Палестины под контроль христиан. Главным врагом для него, как оказалось, была мелочность христианских союзников. Если бы в Утремере царило чуть больше единства или Филипп чуть меньше ему противостоял, то один лишь Бог знает, что ему удалось бы свершить.

Как водится, на Восток он больше так и не вернулся. В октябре 1192 года Ричард поднялся на борт корабля, но по дороге домой попал в Австрии в руки одного из своих политических противников. Задержись он до Пасхи 1193 года – как изначально планировалось, – вся история Утремера могла бы сложиться совсем по-другому. Через четыре месяца после отплытия Ричарда Саладин умер, унеся с собой в могилу и хрупкое единство мусульманского мира.

Третий крестовый поход хоть и значительно укрепил положение христиан в Леванте, но успехом по меркам Средневековья считаться не мог. В расчет шло только одно – освобождение Иерусалима, а как раз этого не произошло. Новый папа Иннокентий III был полон решимости исправить подобное упущение. В отличие от своего девяностолетнего предшественника, Иннокентий был молод, интересен и прекрасно умел выражать свои мысли. После того как мусульманский враг дрогнул в бою, он рвался нанести новый удар. Ричард Львиное Сердце продемонстрировал всей Европе, что ключ к свержению исламской власти в Леванте находится в Египте. Если его взять, Иерусалим падет. Для этого требовалось только одно – собрать еще одну христианскую армию и бросить ее на прорыв.

Иннокентий III старался как мог. Сразу после избрания в 1198 году он самым решительным образом проповедовал этот крестовый поход, рассылая по всем крупным западным королевствам своих легатов, дабы прозондировать, есть ли к нему интерес. Но именно что интереса почти никто не проявлял! Священная Римская империя погрязла в гражданской войне, Англия с Францией сражались друг с другом. Энтузиазм народа в отношении крестовых походов, казалось, все больше слабел.

Но больше всего разочарований принес ответ Ричарда Львиное Сердце. Его возвращение в Англию оказалось мучительным. На обратном пути его перехватили – и на два года, пока его мать Алиенора Аквитанская собирала огромный выкуп[120], он стал пленником Генриха VI, императора Священной Римской империи. Тем временем Филипп II – при поддержке брата Ричарда Джона – сделал все, что было в его власти, дабы конфисковать все его французские владения[121]. А когда выяснилось, что выкуп вскоре заплатят, французский король даже опустился до подкупа, чтобы Ричард оставался в заточении, и предложил германскому императору половину означенной суммы, дабы тот еще несколько месяцев продержал узника у себя. Получив отказ на свое предложение, Филипп отправил Джону лаконичное сообщение: «Берегись, дьявол на свободе».

Не теряя времени, Ричард немедленно отомстил. Он организовал против Филиппа II внушительный альянс и вторгся на север Франции, опустошая города и веси. В самый разгар этой кампании к нему явился папский легат. Английский король, вполне объяснимо, пребывал отнюдь не в том настроении, чтобы выслушивать просьбы о новом крестовом походе. Когда злополучный священнослужитель подбросил ему мысль заключить с Филиппом мир, дабы возглавить армию и отвоевать Иерусалим, Ричард взорвался от ярости и закричал, что если бы французский король самым коварным образом не украл у него владения, он уже был бы в Палестине и сражался за Иерусалим. Разговор закончился тем, что папский представитель отступил по всему фронту и в ужасе бросился вон из английского лагеря, не дожидаясь, когда Ричард осуществит свою угрозу оторвать ему причинное место.