Коридор только казался незыблемым. Полупрозрачная труба, подвешенная на прочных зеркальных канатах, покачивалась над пропастью. Вокруг, сверху и снизу, в сполохах реки, по миллионам нитей, скользили существа, больше похожие на духов, чем на тела живых. Легкость скольжения порождала мысль о нематериальной их природе. Но обман быстро рассеялся.

Я видел, как столкнулись два циклопических экипажа, больше похожих на квадратные сачки с сетью, натянутой посредине. Один громадный квадрат всплывал куда-то вверх, таща полную сеть вероятно важных, ценных предметов. Другая квадратная рама скользила по диагонали, перевозя в свою очередь вязанку длинных тонких палок. Они не должны были столкнуться, но кто-то из возниц ошибся. Раздался далекий гул; летевшая вверх рама потеряла управление, сеть порвалась. Наш коридор вздрогнул и затрепетал, точно легкая пушинка на ветру, когда в канаты врезался выпавший из рамы груз. Это были механизмы, все, что я могу пояснить слабым своим языком. Это были очень большие механизмы, крупнее самого крупного слона, стократ сложнее машин для орошения, или для отвода лишнего грунта из пещер. Они падали вниз, неимоверно тяжелые, срывая нити, на которых крепилось веретено города, наверняка калеча жителей. Они прорвали скопления пузырей, похожие на виноградные грозди, которые позже оказались жилищами нерожденных. Очень скоро движение грузовых рам было восстановлено. Появились десятки лодочников на червях, в ладьях стояли рабочие Нижнего мира, худые темные существа без лиц. Они набросились на сцепившиеся экипажи, облепили их, подобно трудолюбивым термитам, и поволокли в сторону.

В очередной раз мы столкнулись с загадкой потери веса. Мимо нас плавно, как облака, проплывали плоские плоты с грузами весом в тысячи талантов, но брошенный киром Исайей легкий амулет безвозвратно умчался вниз.

– Мне не нравится то, что я вижу, – озвучил мои мысли кир Лев.

– Вы знаете, друзья мои, меня всегда восхищает красота, – печально покачал головой кир Исайя. – Однако здешняя красота наводит страх.

К нам всплывала невероятная розовая виноградная гроздь. Похожие грозди висели гирляндами над искусственными ущельями и пиками, подобно красочным фонарикам, или соединялись в причудливые розовые соты. Возможно, это не были жилища, или не только жилища, как я догадываюсь теперь. Когда я вглядывался в торчащие внизу пики, то убеждался, что это вовсе не бесполезные камни, там зияли тысячи отверстий, сквозь них светящимися маячками ползли тюки с грузами, а может вовсе и не с грузами, кто знает? Диковинные механизмы, похожие на умных многоножек, пробирались по ущельям, оставляя за собой радужные ковры, они ткали ковры на ходу, собирая нужную шерсть со стен ущелий. Но ковры не опадали вниз, а струились к небесам, сворачиваясь спиралями, подобно водорослям. Иные механизмы раздувались в пузыри, пузыри всплывали выше и выше, таща за собой на канатах перекрестия балок, трапеций, конусов, и внутри пузыря толклись люди… или нелюди? Разве я могу описать одним словом, чем они занимались? Они строили, они расширяли свой немыслимый город изнутри, раздвигали его непрерывно и настойчиво. Отовсюду доносился нежный шум, похожий на пение ветра в виноградниках, порой пение прерывалось звуками, которые не взялся повторить бы самый ловкий комедиант.

– Нерожденные… – прошептал кир Дрэкул. – Тринадцать лет назад их было много меньше. Эгемон, они ведут себя так, словно им тесно.

Учитель говорил искренне, однако я чувствовал, как пустеет вместилище его разума. Нечто обратное происходило со мной, я пока опасался признавать это вслух.

– Если верить толкованиям школы Аристотеля, время внутри нас течет навстречу тому времени, что течет снаружи, – пробормотал книжник. – Если мы попали в место, где выросли нерожденные дети, то следуя логике, здесь вполне могут обитать те, кто еще не родился, и никогда не родится в Верхнем мире.

– Клянусь Артемидой, это застава, – воскликнул Лев. – Я насчитал уже шесть звезд, шесть врат, гемма на них разная, но очевидно, все это двери, вот только куда?

Друнгарий говорил правду, а правда – это такая хитрая вещь, которую можно втоптать в грязь, но вытащишь всегда чистую. Я стал считать светящиеся врата, и насчитал восемь, хотя наверняка мне открылись не все. Ворота города располагались на разных уровнях веретена, выше и ниже нас, но ни одна из переправ Нижнего мира не простаивала. Там толпились очереди рогатых существ, с пустыми длинными телами, похожими на стручки гороха. Возле другой звезды швартовались лодочники, высаживая темных безликих обитателей, схожих с людьми. Эти строились в колонны, и исчезали во вспышках, как обученные солдаты. Из третьей звезды непрерывно появлялись повозки, тяжело нагруженные, укрытые сверху холстами. Существа, похожие на кузнечиков или водяных пауков, кидались навстречу каждой повозке, втаскивали ее на очередную невесомую раму и отправляли в полет. Рамы всплывали, и опускались, одна за одной, с тихим, но грозным шелестом. Подле каждой звезды находилась стража, не только лодочники на злобных червях, но иные, немилосердные с виду, креатуры. Кир Исайя очень верно заметил сходство свирепых стражников со слоноподобным многоруким Ганешем, божеством далекой страны Благовоний.

– Они отбывают в удаленные пределы Нижнего мира, – ответил некромант. – Однако мне странно иное. Слишком много стражи на заставе. Тринадцать лет назад нас встречали иначе. Они словно готовятся к чему-то.

Мы снова видели лодочников. Вероятно, жуткие невесомые черви служили китонитами Матери, оберегали внутренние покои, вероятно они даже не общались с нерожденными, как не общаются пауки с трудолюбивыми пчелами. Лодочники неспешно кружили подле багровых звезд, не удаляясь и не приближаясь к дивным росписям, черви разевали голодные пасти, и я невольно возблагодарил богов, что нас выкинуло не в центр города, а на одну из диких террас.

– Смотрите – там наверху, они прядут новые куски столицы! Они подобны дэвам, описанным в сирийских преданиях, – мне показалось, Исайя всхлипнул от восторга.

Даже спустя много дней я могу лишь подозревать о природе того, что кир Лев удачно назвал «заставой Нижнего мира». Я сказал себе, что когда-нибудь я вернусь сюда, чтобы отворить запертые замки и попросить иных запретных милостей. Цвет зданий, колоннад, башен изнутри менялся, незыблемым оставался цвет реки, которая очевидно питала столицу Матери всем сразу, пищей, теплом, светом. Я старался не думать о плохом, не искать коварства и подлости там, где меня еще не обманули, но влажный противный червь сомнения все сильнее глодал меня изнутри.

Взгляни истине в лицо, нашептывал червь. В твоей отчизне правит хаос, а здесь все размеренно и рассчитано, спокойно и гладко. В твоей отчизне хиреют посевы, дохнет скот и льется кровь, а здесь, похоже, лишь одна проблема – как разместить всех, кто не родился там. Им скоро станет мало места.

Очень скоро.

Нашего коридора, наконец, достигла колоссальная розовая гроздь, она величественно проплывала мимо, минуты тянулись, а скопище жилищ все не кончалось. В центре грозди имелось отверстие, достаточное для того, чтобы поместить внутри боевую трирему. Едва я так подумал, как пришлось вздрогнуть, ибо в провале среди тысяч «виноградин» действительно висел корабль. Клянусь дыханием Быка, он вовсе не походил на скоростные корабли империи, которыми не так давно командовал мой дядя. Вернее сказать, то, что строилось на плывущей в пустоте, верфи, лишь отдаленно напоминало о «Посейдоне», флагмане нашего победоносного флота. Но я почему-то не сомневался, что эти пропорции…