В восстании участвовали до 40 тыс. бойцов АК, примкнувшие к ним отряды Армии Людовой и многие гражданские лица. Сражения в городе продолжались многие недели. Жестокие и кровопролитные уличные бои шли повсеместно. Полтора месяца наши войска «наблюдали» за ходом этой битвы с другого берега Вислы. И только в середине сентября советское командование отрядило 1-ю армию Войска Польского для поддержки восставших. 14 сентября она захватила Прагу – предместье Варшавы. Однако, будучи ослабленной, развить успех не смогла, и вскоре ее части были уничтожены немцами. В это же время советская авиация начала сбрасывать оружие, боеприпасы и медикаменты сражающимся в городе полякам. Эти акции были, по сути, демонстративными, поскольку уже не могли обеспечить полякам преимущества. Да и совсем не в этом нуждались истекающие кровью варшавяне. Англичане и американцы также мало помогали повстанцам. Впрочем, на то были другие причины. Аэродромы, с которых могли взлетать союзнические транспортные самолеты, располагались настолько далеко от Варшавы, что они едва дотягивали до города. Поэтому все оружие и боеприпасы сбрасывались «на глазок». В результате адресатами этих грузов нередко становились немцы. Когда же Рузвельт и Черчилль непосредственно обратились к Сталину с просьбой разрешить использовать для таких целей советские аэродромы, то получили категорический отказ. Справедливости ради скажем, что еще в 1943 году во время тегеранской встречи Сталина, Рузвельта и Черчилля судьба Польши была предопределена. Уже тогда предполагалось по окончании войны передать ее в сферу советского влияния. Возможно, именно поэтому лидеры США и Великобритании не были особенно настойчивы, обращаясь к Сталину с просьбой предоставить им возможность для оказания помощи варшавянам.

Правительство СССР всячески отмежевывалось от всего, что происходило в те дни в Варшаве. Неоднократно делались заявления, в которых польское восстание называлось безрассудной авантюрой. Бездействие же Красной армии мотивировалось тем, что советское командование не было своевременно и официально извещено о начале восстания. Поэтому никакого содействия варшавянам советские войска оказать якобы не могли. Таким образом, несчастные поляки в очередной раз оказались преданы всеми, кто накануне обещал им всевозможную помощь.

В результате 3 октября 1944 года отряды АК, бившиеся с гитлеровцами в Варшаве, прекратили сопротивление. В результате двухмесячного сражения погибли десятки тысяч поляков (по различным данным, от 40 до 56 тыс.). Части вермахта и СС потеряли убитыми порядка 17 тысяч солдат. Однако трагедия заключалась еще и в том, что это были далеко не последние жертвы восстания. Прежде чем сложить оружие, руководители АК заключили с фашистами соглашение о том, что в отношении мирных жителей не будут предприниматься никакие репрессивные меры. После подавления восстания Варшава была почти полностью разрушена, а многие ее жители отправлены в концентрационные лагеря и на принудительные работы в Германию. Части же АК, сражавшиеся совместно с войсками Красной армии, через некоторое время были принудительно разоружены. Многие командиры – расстреляны, а солдаты – отправлены в советские лагеря… 28 марта 1945 года генерал НКВД Серов предложил руководителям АК прибыть на переговоры под Варшаву. Там они были арестованы и доставлены в Москву. Через некоторое время их судили как пособников гитлеровцев. Таким был конец Армии Крайовой и надежд Польши на независимость.

Теперь попробуем представить, какие чувства должен был испытывать командующий 1-м Белорусским фронтом. Его войска, которые успешно провели операцию в Белоруссии и стремительно ворвались в Польшу, подошли к Варшаве. Как же хотелось Рокоссовскому войти в город детства, юности победителем. Вернуться спустя почти 30 лет и подарить своей родине освобождение, триумфально пройти по улицам Праги! Было и еще одно обстоятельство, умножавшее стремление Рокоссовского очистить Варшаву от фашистов: в городе должна была находиться его родная сестра Хелена. Она и была там. И во время восстания скрывалась от гитлеровцев, которые знали, что она – родственница маршала Рокоссовского. Гестапо разыскивало ее по всему городу.

Константин Константинович с группой офицеров не один раз выезжал на НП, оборудованный на высокой трубе одного из заводов недалеко от Варшавы. Он видел в бинокль горящий город и рвущиеся на его улицах снаряды. «Слева на Висле чернели развалины – это остатки моста, того самого моста, облицовкой которого когда-то занимался 16-летний паренек Костя Рокоссовский. Только теперь этот мост зовется иначе – мостом Понятовского, и немцы взорвали его позавчера, 13 сентября. Города, в сущности, нет – сплошные развалины, они кажутся нагромождением скал. С противоположного берега доносятся взрывы, ветер несет запах гари… Вот так и пришлось маршалу Рокоссовскому вновь увидеть Варшаву спустя тридцать лет: через Вислу из амбразуры блиндажа»[45]. Вернувшись в штаб, Рокоссовский созвал совет. На нем командование фронтом обсуждало перспективы и возможности освобождения Варшавы. Никаких дополнительных распоряжений из Ставки по этому поводу Рокоссовский не получал. Но он не мог быть бездеятельным и безучастным. Он был уверен, что Сталин в любой момент может потребовать план освобождения польской столицы. Параллельно с этим он приказал искать контакты с руководителями восстания – генералом Бур-Коморовским и командующим Варшавским военным округом генералом Монтером. Однако вплоть до середины сентября те на связь не выходили…

8 августа план взятия Варшавы, разработанный совместно со штабом Жукова, был предложен на рассмотрение в Ставку. Оба маршала сходились во мнении, что операцию можно начать уже через считаные дни. Однако Сталин никак не отреагировал на предложения командующих фронтами. Причины этого теперь известны и понятны: он и не думал помогать полякам. 12 августа ТАСС опубликовало заявление, в котором говорилось, что советская сторона снимает с себя ответственность за исход варшавского восстания. Таким образом, Рокоссовский получил от Сталина лишь право наблюдать, как в родном городе тысячами гибнут его соотечественники.

В те дни, как, впрочем, и после войны, многие обвиняли Рокоссовского в том, что он не отдал наступательный приказ своим войскам. Такие упреки могут казаться хоть сколько-нибудь обоснованными лишь для человека абсолютно не знакомого со спецификой военной службы, особенно в обстановке того времени.

Если бы Рокоссовский и осмелился отдать такой приказ, то нет ни малейших сомнений, что уже через полчаса он был бы отменен, а через час маршал был бы уже арестован. Нет, он был умным и опытным человеком и хорошо знал, когда инициатива будет полезна, а когда губительна.

26 августа Рокоссовский давал интервью корреспонденту английской газеты «Санди таймс» и радиокомпании Би-Би-Си Александру Верту. В беседе он признал, что СССР действительно обращался к полякам с призывом начать восстание. При этом он не раз называл само восстание «грубой ошибкой». В двух фразах одной беседы – налицо явное противоречие. Если был призыв к восстанию, то отчего же Рокоссовский оценивает его как оплошность? Ответ на этот вопрос дает уже упомянутое сообщение ТАСС от 12 августа. Оно являло собой позицию официального Кремля, и разве мог Рокоссовский опровергать ее? А противоречие в его словах было обусловлено душевной мукой, которую испытывал этот человек, зная, что в нескольких километрах поляки ведут неравный бой с дивизиями СС.