Вскоре положение на участке 65-й армии стало улучшаться. Введенные в сражение истребительно-противотанковые части и танковые бригады переламывали атакующую мощь гитлеровцев. Постепенно их наступление стало захлебываться. Тем не менее наши войска вели оборонительные бои вплоть до 11 октября. Но уже на следующий день защищаться вынуждены были немцы. 19 октября советские части предприняли мощную атакующую операцию. В результате вражеская оборона была сломлена. В прорыв немедленно ввели заранее подготовленные резервы. Таким образом плацдарм был значительно расширен. Вскоре командование фронтом перебросило на него и 70-ю армию. Такая перегруппировка сил обеспечила возможность для оперативного броска в пределы Германии.

Рокировка Верховного

Высокий темп, набранный советскими армиями со времени начала операции «Багратион», был потерян. На то было много как объективных, так и субъективных причин. Во-первых, немцы сумели приспособиться к новым условиям ведения войны. Силы постепенно таяли, фронт становился уже. Эти факторы заставляли их более трезво оценивать происходящее, а, значит, сопротивление приобретало более осознанный характер. Да и иллюзий у фашистских военачальников оставалось все меньше. Хотя эти же обстоятельства вынуждали их к паническим авантюрам, но это было уже позже. Во-вторых, различные политические факторы нередко гасили атакующие порывы советских войск (например, ситуация с варшавским восстанием). Верховное главнокомандование никогда не снимало с командующих фронтами обязанностей по продумыванию и подготовке наступательных операций.

В начале ноября перед штабом 1-го Белорусского фронта стояла задача составить план новой атакующей акции. Результатом ее должен был стать прорыв вражеской обороны и выход к границам Германии. И вновь старые друзья взялись за дело. Рокоссовский, Малинин, Орел, Казаков, Антипенко, Прошляков и другие старались чаще обсуждать свои замыслы, делиться идеями. Как обычно, главное штабное помещение представляло собой большую комнату, где места хватало всем. Рокоссовский по-прежнему считал, что только коллегиально можно выработать оптимальное решение. И нередко именно в гуле всеобщего обсуждения, в спорах и перепалках рождались планы, впоследствии приводившие к победам. Так было и теперь. Все трудились бок о бок, плечом к плечу. Но никто еще не знал, что этот их совместный план будет последним…

Замысел штаба 1-го Белорусского фронта сводился к тому, чтобы атаковать врага во фланг и тыл. Сделать это предполагалось с помощью двух ударов. Главный из них должен был быть нанесен с плацдарма на Нареве севернее Варшавы, а другой – южнее польской столицы на Познань. Такой проект был одобрен Генштабом и утвержден в Ставке. Теперь предстояло отрабатывать его детали на месте и соответствующим образом перегруппировывать силы. «Место фронта было понятно, и все мы горели желанием как можно лучше подготовить себя и войска к этой интереснейшей наступательной операции»[47], – вспоминал позже Рокоссовский. 12 ноября он весь день провел на пулавском плацдарме за Вислой, в штабе 69-й армии. Там вместе с генералом Колпакчи он обсуждал планы и перспективы наступления его войск. Только к вечеру комфронтом вернулся к себе на КП. Он направился в столовую поужинать с друзьями, поделиться впечатлениями от своей поездки. Здесь к Рокоссовскому подбежал дежурный офицер и доложил, что его вызывают к телефону из Ставки. Маршал подошел к аппарату ВЧ и взял трубку.

Без каких-либо предисловий Сталин произнес: «Товарищ Рокоссовский, вы назначаетесь командующим 2-м Белорусским фронтом». Буря разыгралась в сердце Рокоссовского. Почему? В чем причина? Как же можно ему уйти, когда войска его выкатываются, как орудия на прямую наводку, на Берлин! Сколько потрачено душевных и физических сил, чтобы дойти до этих рубежей! Он был военным человеком и должен был беспрекословно исполнять любой приказ, но он не выдержал и спросил: «За что такая немилость, что меня с главного направления переводят на второстепенный участок?» Отчаяние, горечь и обида звучали в этом вопросе маршала, обращенного к генералиссимусу. Сталин ответил, что Рокоссовский ошибается. 2-й Белорусский – направление не второстепенное и что фронт продолжит наступление в западном направлении. Добивать врага будут войска трех фронтов: 1-го Белорусского, 2-го Белорусского и 1-го Украинского. А от их взаимодействия и будет зависеть успех конечной фазы войны. Сталин то ли просто объяснял, то ли даже слегка утешал Рокоссовского. Он говорил, что без эффективных действий 1-го Украинского и 2-го Белорусского ничего не получится у 1-го Белорусского. Затем он сказал, что командующим 1-м Белорусским фронтом назначается маршал Жуков. Сталин также поинтересовался мнением Рокоссовского об этом. Тот ответил, что Жуков, безусловно, сумеет справиться с теми задачами, которые будут перед ним поставлены. В конце разговора Сталин сказал, что не будет возражать, если Константин Константинович возьмет с собой на место нового назначения всех офицеров штаба, которых посчитает нужными. Надо, кстати, сказать, что Верховный обычно негативно относился к такого рода перемещениям. А тут предложил это сам. В ответ Рокоссовский сказал, что не видит в этом необходимости: «У нас сейчас на всех фронтах штабы хорошие». «Вот за это благодарю», – закончил беседу Сталин.

В этом разговоре опять же видны наиболее яркие черты Рокоссовского – человека, друга, профессионала. Он не смог безропотно принять столь жестокий для него приказ Верховного, гордость не позволила. Но как быстро он осмыслил дарованное ему право забрать с собой своих товарищей – Малинина, Казакова, Орла и других. Осмыслил и отказался. Отчего? Ведь после каждого нового назначения он всегда просил разрешить им воевать вместе. А сейчас – нет. Причина была проста. 1-й Белорусский фронт был на самом деле главным направлением – его войска должны были в перспективе брать Берлин. И лишить своих друзей возможности, права участвовать в великой победной битве, находиться на острие основного удара он не мог. Потому и отказался. И как ни обидно было ему в такое время уходить на другой фронт, Рокоссовский сделал это, что называется, с улыбкой. Позже он вспоминал: «Спустя некоторое время я решил встретиться с ними и попрощаться с товарищами. Был как раз праздник артиллерии, и мы провели вечер в тесной командирской семье. Высказано было много пожеланий. Тепло распрощавшись с Георгием Константиновичем и со своими сослуживцами, в бодром настроении я вернулся во 2-й Белорусский фронт, будучи доволен, что не поддался соблазну и никого из своих сотрудников не потянул за собой. Я встретил достойных офицеров как в штабе 2-го Белорусского фронта, так и в управлении. Мы быстро сработались»[48]. Столь велико было мужество этого человека.

Каковы же были причины, побудившие Сталина провести такую рокировку? Ведь смена комфронтом не была вызвана какими-либо оплошностями Рокоссовского или его неспособностью руководить войсками в период решающих боев. Разумеется, дело было в другом. Просто во время предстоящего штурма Берлина армиями-победительницами 1-го Белорусского фронта должен был руководить русский. Поляк Рокоссовский, по мысли Сталина, никак не подходил на должность главного героя – маршала победы. Тогда как Жуков, по его мнению, был для этого идеальной кандидатурой. Константин Константинович понимал это. Чувствовал. Ибо уже не в первый раз в жизни он вынужден был расплачиваться за свою национальную принадлежность, впрочем, теперь только лишь собственным тщеславием.