Подушка взлетела. Меткость Даркнайт Ирондель я уже успел оценить, поэтому и к такому удару был готов.

— Откуда мне было знать, что работники дома не знают имени его главы? — не удержавшись, я подсыпал дров в костер этой вспышки, любуясь искристым гневом озаренной.

— Я знаю имя главы дома! — возмутилась Нэйти. — Но откуда мне было знать, что в быту ты пользуешься Мэлрисом! Оно ведь даже не первое!

— Ты тоже сначала пыталась меня убедить, что тебя зовут Ирондель.

— Это другое!

Подушек на кровати было много. Но кто сказал, что Гранями можно пользоваться только для дела?

Когда я в мгновение ока возник за ее спиной и опрокинул, подмял под себя, Нэйти только охнула, уперлась ладонями мне в грудь и поделилась еще одним логическим наблюдением:

— Темные эльфы — ужасные существа. Обманывать не обманывая…

И все равно выгнулась навстречу, когда я наклонился к ее губам.

Нэйти уснула. Лежа на боку, свернувшись клубочком, и непослушная прядка, влажная после купания, прилипла к ее щеке.

Я разглядывал ее, и эта щека почему-то оказывала на меня совершенно убийственное действие: бело-розовая, округлая, щека спящей Нэйти выглядела какой-то удивительно детской. Темное полукружье ресниц, ладошка под щекой…

От этого зрелища почему-то ныло сердце и становилось трудно дышать — хотя, казалось бы, теперь, когда она здесь, у меня под боком и под защитой моего Дома, дышать должно бы стать легче.

“Отнюдь!” —  как говаривал старый Корза, обнаруживал в моих рассуждениях критически опасную ошибку.

“Эиравель Тамиорн Амакиир Мэлрис Васарен эль-Алиэто, ты идиот!” —  официально оповестил я Эиравеля Тамиорна Амакиира Мэлриса Васарена эль-Алиэто, и, донеся до него эту сверхважную, а также чрезвычайно своевременную информацию, закрыл глаза, подманивая сон.

Нынешний обещал быть… интересным.

Расслабиться, лежа на спине, почувствовать, как по телу волной расходится тепло, как растекается приятная тяжесть: выдрессированное тело послушно проваливалось в сон, а сознание, цепляясь за телесные ощущения, готовилось зацепиться за границу между ним — и бодрствованием.

Рядом со мной спала Даркнайт. Её присутствие было ярким, а сон окутан жемчужным сиянием.

Полюбовавшись на то, как отражается в моем восприятии драгоценная озаренная, я вздохнул:

“Мэл, ты идиот”.

 Сообщив себе еще раз эту удивительную новость, я потянулся к ее сну, но не стал в него входить, а просто пошел, пошел, пошел вдоль…

Лишь едва-едва касаясь сознанием чужого устремления, как путеводной нити.

Не так-то просто удержать контакт с чьим-то бессознательным посылом: стоит только ослабить концентрацию — и потеряешь направление, чуть сильнее надавишь сознанием — и провалишься сквозь эфемерную ткань несуществующего сновидения.

Впрочем, найти нужный образ в спутанных видениях спящего сознания ненамного легче.

Я и не пытался: просто перебирал пути, один за другим.

Первая попытка оказалась неудачной, как и вторая. И третья. И десятая.

...на степь, выжженную солнцем до рыжины, я набрел, когда уже начал сомневаться, что задуманное сегодня мне вовсе удастся: сутки в двух мирах сменялись не одинаково, и общей ночи оставалось мало, да и вовсе не обязательно искомая особа сейчас спит...

И почти разом с этой мыслью ощутил призрачную границу чужого сна, увидел склоненные к земле рогатые головы и спины в сполохах пламени, и понял — нашел.

Камень с источенными ветром боками и плоской вершиной был достаточно велик, чтобы на нем с комфортом расположились пяток таких, как Таура Роше Янтарная — но она, слава звездам, была всего одна.

Янтарная-старшая то ли дремала внутри своего сна, то ли просто лежала, прикрыв глаза. Сухой стебелек, зажатый губами, алое платье (снова алое!) растеклось вокруг шелковой лужей.

Замерев на границе, я терпеливо ждал, пока меня заметят. Вламываться в сновидение к постороннему разумному — и без того грубое нарушение личного пространство. Не стоит усугублять бестактность этого поступка.

Янтарная, пожалуй, заметила меня довольно скоро — если не сразу же. Но предпринимать что-либо не спешила — только травинка качнулась туда-сюда.

Я замер в терпеливой неподвижности, разглядывая застывшее в полуденном жаре небеса.

Я никуда не спешу. Мне от нее ничего не надо.

Ей этот разговор нужен не меньше (а то и больше), чем мне.

Правда, общей для двух миров ночи осталось не более получаса, и когда это время истечет, я просто уйду…

—  Зачем пришел? — сдув травинку, вмешалась в мои мысли Таура Роше.

Получив это признание, что моё присутствие для нее не секрет, я позволил себе проявиться в чужом сне.

—  Таура Роше Янтарная, — мой голос звучал ровно, без излишней в данной ситуации торжественности. —  Как глава дома эль-Алиэто, я даю тебе право прийти в мир Улариэ и получить в нем убежище и защиту. Пусть это сон — но в яви мои слова будут иметь ту же силу, и моё тебе предложение останется действительным.

Ветер подхватил мои слова и уволок за собой, но хозяйка сна, перетекшая из лежачего положения в сидячее, их услышала. Обняв колени и вертя многострадальную травинку уже в пальцах, она молча смотрела на меня, ожидая продолжения.

—  Даркнайт Ирондель Янтарная принесла клятву верности моему дому. Теперь она под защитой дома и моей личной защитой.

Я подавил порыв добавить “Добралась без происшествий, кушает хорошо” — мы и без того выглядели, как два недолюбливающих друг друга родича, передающих друг другу ребенка.

—  Браслет? —  отрывисто спросила Янтарная, подавшись вперед.

—  Был снят, до принесения клятвы и безо всяких условий с моей стороны, — не желая допускать двусмысленных трактовок ситуации, максимально четко обрисовал ее я.

И отчетливо увидел, как она расслабилась.

Чтобы тут же с непередаваемым ядом (каплей которого можно отравить океан средних размеров) уведомить:

—  Благодетель! Отец родной!

Я хмыкнул, и сочтя, что и без того проявил максимально возможную в нынешней ситуации деликатность, шагнул вперед, оперся носком сапога на удобный выступ и запрыгнул и уселся на камне рядом с Янтарной княжной.

—  Тебе не надоело? —  уточнил я у нее сочувственно.

—  Нет!

—  А когда надоест?

Даже не знаю, что больше удивило Тауру Роше: подобная постановка вопроса или моя наивность:

—  Скорее всего — никогда!

Я поболтал ногой, сощурившись и глядя вдаль.

Ветер гулял по степи, пригибая к земле сухие стебли, фыркали огненные звери, несколько самок и их царственный грозный супруг, необъяснимым образом, не пуская палом все вокруг себя, и сполохи, что то и дело ветер вырывал из гладких лоснящихся шкур, осыпались безвредными искрами…