Дойл посмотрел на меня, присев возле этого пульсирующего,кричащего шара.

– Потрясающе. Сам принц Эссус не мог бы сделать лучше.

Это было комплиментом, но лицо Дойла было так пусто, чтонеясно было, приятно ему это видеть или нет.

Я лично считала, что ничего ужаснее в жизни не видела, нопонимала, что делиться этим мнением не стоит. Это мощное оружие – рука плоти.Если народ будет верить, что я пускаю ее в ход легко и часто, то будет вестисебя осторожнее. Если будет считаться, что я сама ее боюсь, угроза будетслабее.

– Не знаю, Дойл. Я однажды видела, как мой отецвывернул наизнанку великана. Ты думаешь, я могла бы справиться с таким огромнымпредметом?

Я говорила сухо; с интересом, но чисто академическим. Такойголос я у себя выработала при Дворе и пользовалась им, чтобы не устроитьистерику или не выбежать с воплем. Я научилась видеть ужаснейшие вещи иотпускать сухие выдержанные комментарии.

Дойл принял вопрос за чистую монету.

– Я не знаю, принцесса; но интересно было бы определитьграницы твоей силы.

Я не была с этим согласна, но оставила без ответа, потомучто не могла придумать ничего достаточно сухого и выдержанного. Визжащий вопльслышался при каждом вдохе мясного шара. Нерис была бессмертна. Мой отец однаждысделал такое с врагом королевы. Андаис держала этот шар плоти у себя в шкафу.Иногда его можно было увидеть у нее в спальне. Насколько мне известно, никтоникогда не спрашивал, что эта штука делает вне своего шкафа. Ее просто брали,клали обратно и запирали, стараясь отогнать все видения, лезшие в голову, когдаувидишь такой шар в спальне.

– Шолто просил тебя даровать Нерис смерть. Сделай это,и мы сможем отсюда уйти.

Я говорила лишенным интереса, даже скучающим голосом. Мнеказалось, что если я еще здесь постою и послушаю эти вопли, то начну им вторить.

Не поднимаясь с колен, Дойл протянул мне свой меч рукоятьювперед.

– Это твоя магия, да будет и жертва твоей.

Я уставилась на костяную рукоять – три ворона сдрагоценностями глаз. Не хотела я этого делать.

Еще минуту я смотрела на клинок, пытаясь сообразить, как мневыпутаться из этой ситуации, не показав себя слабой. Ничего на ум не приходило.Если я сдрейфлю, муки Нерис будут напрасны. Я получу новый титул, но неприсущую ему репутацию.

Я взяла меч, ненавидя Дойла за это предложение.

Это должно было быть просто. Ее сердце пульсировало с однойстороны шара. Я всадила в него лезвие. Хлынула кровь, и сердце пересталобиться, но вопли не прекратились.

Я посмотрела на мужчин:

– Почему она не умерла?

– Слуа труднее убить, чем сидхе, – ответил Шолто.

– Насколько труднее?

Он пожал плечами:

– Это твоя жертва.

В этот миг я ненавидела их обоих, поняв наконец, что этоиспытание. И возможно, что, если бы я отказалась, они сохранили бы ей жизнь.Это было неприемлемо. Я не могла ее так оставить, зная, что она не состарится,не исцелится, не умрет. Просто останется вот так. Смерть здесь милосердие, всеостальное – безумие, ее и мое.

Я проткнула мечом каждый жизненно важный орган, которыйсмогла найти. Они пускали кровь, спадались, переставали функционировать, а криквсе длился. Наконец я подняла меч обеими руками над головой и стала простопырять. Поначалу я между ударами останавливалась, но крики продолжались,зажатые в мясном шаре. Где-то после десятого или пятнадцатого удара я пересталаостанавливаться, перестала слушать – только колола.

Я должна была прекратить эти крики. Должна была заставить ееумереть. Мир сузился до клинка, входящего в вязкое мясо. Руки мои поднимались иопускались, поднимались и опускались. Кровь забрызгала лицо и одежду. Яоказалась на коленях возле чего-то, уже не круглого, уже не целого. Я эторазделала на куски, неузнаваемые куски. И крик затих.

Руки до локтей стали красными от крови. Меч алел, рукояткапокрылась кровью сплошь, но по-прежнему отлично, не скользя, ложилась в руку.Зеленая шелковая блузка, которую я успела раньше надеть, стала черной от крови.Слаксы из бордовых превратились в фиолетово-черные. Кто-то рядом очень частодышал, и я сообразила, что это я. Иногда во время этой мясницкой работы яиспытывала злобное удовлетворение, почти радость от разрушения. Сейчас ясмотрела на дело рук своих и не чувствовала ничего. Во мне не осталось ничего,способного чувствовать. Я оцепенела, и это, наверное, было не так уж для меняплохо.

Я встала, опираясь на край кровати. Она и так была заляпанакровью – так что менял один отпечаток ладони? Руки ныли, мышцы тянуло отперегрузки. Я протянула меч Дойлу, как до того – он мне.

– Хороший клинок. Рукоятка даже не скользила.

Мой голос был так же лишен эмоций, как я сама. Мелькнуламысль, не так ли чувствует себя безумец. Если да, то это не так уж плохо.

Дойл принял меч и упал на колени, склонив голову. Шолтоповторил его жест. Дойл приветствовал меня окровавленным мечом и произнес:

– Мередит, принцесса плоти, истинно королевская кровь!Приветствуем тебя во внутреннем круге сидхе.

Я вытаращилась на них; в голове все так же гудела гулкаяпустота. Если и были какие-то ритуальные слова ответа, я не могла их вспомнить.Либо я их не знала, либо не могла сейчас заставить мозги работать.Единственное, что я могла произнести, были такие слова:

– Можно помыться в твоем душе?

– Сделай одолжение, – ответил Шолто.

Ковер чавкал под ногами, и когда я сошла с него, то увиделаза собой кровавые следы. Я разделась и помылась самой горячей водой, которуютолько могла выдержать. Кровь, стекающая в сток, была уже не красной, арозовой. И глядя на водоворот этой розовеющий воды, я осознала две вещи.Во-первых, и радовалась, что у меня хватило мужества прикончить Нерис, а неоставлять ее в этом ужасе. Во-вторых, что-то во мне радовалось этому убийству.Мне бы приятно было думать, что это "что-то" вдохновлялосьмилосердием, но я не могла себе позволить так себя щадить. Пришлось подумать,не такова ли эта часть моей души, как та, что заставляла Андаис хранить свойкусок плоти в запертом шкафу. Миг, когда ты перестаешь задавать себевопросы, – это тот миг, когда ты превращаешься в чудовище.

Я вернулась в свою квартиру с волосами, еще мокрыми от душав отеле. Дойл настоял, что он отопрет мне дверь – на случай, если тамустановлена магическая мина-ловушка. Он всерьез относился к своей работетелохранителя, но меньшего я от Дойла и не ожидала. Когда он объявил, чтоопасности нет, я вошла босиком на серый ковер. На мне была гавайская рубашка имужские шорты – их Шолто одолжил у Гетхина. Единственное, чего нельзя былоодолжить, это были туфли. Мои вещи остались в номере отеля настолькопропитанные кровью, что даже нижнее белье пришлось бросить. Часть кровипринадлежала Нерис, часть – мне.