У них уже не было подразделений. Не было командования – командовал тот, кто остался в живых и кому доверяли. Не было сомнений – они остались там, на залитых кровью улицах. Не было сожалений – они кончились там же, остались только руки залитые кровью друзей.

Какой-то штабс-капитан рядом, сложив руки лодочкой, хриплым, прокуренным голосом закричал.

– Э, правоверные! Жить хотите – выбрасываете оружие из окон и выходите из здания! Подняв руки! Если нет – через полчаса начнем штурм!

Пуля из дворца – пропела совсем рядом, жужжа, ударилась о камень.

– Хватит капитан… – сказал какой-то офицер в обычной для десантников полевой форме с сорванными (чтобы снайперов не привлекать) погонами – там смертники.

– Ну, попытаться все же стоило – философски заметил штабс-капитан – Ваше благородие, прикажете штурмовать?

– Погоди. Принять готовность.

– Принять готовность!

Офицер сложил руки лодочкой и что-то проорал. Из дворца – ударили винтовочные выстрелы и пулеметные очереди, русские открыли ответный огонь. Перестрелка длилась минуты три, потом начала стихать. Точно сказать нельзя было ничего, но потерь у оборонявшихся – не могло не быть.

– Лихо – оценил штабс-капитан, меняя магазин – вы о чем им сказали, Ваше Благородие?

– Что я его маму…

– Прикажете штурмовать?

– Да не лезь поперек батьки… – офицер снова сложил руки трубочкой, и заорал что-то по-арабски.

Через несколько минут – со стороны дворца донеслось на ломаном русском.

– Командон! Выходи, говорить будем!

– Мне с тобой говорить не о чем – заорал в ответ офицер – поговорили уже! Хочешь жить, выходи из здания, бросай оружие! Нет – в отхожей яме закопаем, понял!

– Лает тот, кто не может укусить, командон!

– Я не собака! Хочешь жить, выходи с поднятыми руками, вот и весь разговор! Нет – подтянем артиллерию, здание с землей сравняем. Самолеты слышал!?

– Будь ты проклят, кяфир! Пусть вся твоя семья будет проклята!

– Пять минут у тебя! Пять! Решай!

Молчание. Только гул моторов – самолеты и в самом деле садятся, доставляя подкрепление.

– Сестер выпусти, командон! Потом делай что хочешь!

– Каких сестер!

– Жен наших! Выпусти потом воюй! Мы все равно – уже шахиды.

Офицеры и солдаты переглянулись.

– Брешет. Ваше благородие – сказал один из сержантов – поди, хочет прорываться. Накроется этими…

– Пусть выходят! – заорал офицер – только лица не закрывать! Иначе стреляем!

– Тебе нужен наш позор, командон!? Будь ты проклят!

– Мне надо видеть, что это и вправду женщины! Вдруг ты сбежать решил!?

– Клянусь Аллахом, командон, это сестры наши!

– Я тебе не верю! Пусть платок на голову оденут! А лицо чтобы открыто! Иначе стреляем сразу! Понял?!

Молчание. Шум за спиной, топот ног. скрип…

– Господин капитан, артиллерия прибыла?

– Сколько? – не оборачиваясь, спросил офицер.

– Три орудия, Ваше благородие. Еще в пути…

– Ставьте…

Артиллерия, которой пользуются десантные части – была максимально облегченной. и представляла собой вариант горных трехдюймовых пушек с предельно укороченным стволом. Но забросить в окно фугаску или подавить парой выстрелов пулеметное гнездо – она была вполне способна. У десантников классической артиллерии была немного – предпочитали минометы.

– Ну, чего замолчал?! – заорал офицер.

– Сестры выходят!

Из разбитого дверного проема главного входа дворца – появилась одна женщина, затем еще одна. И еще… Черные накидки – но лица открыты.

– Гарем…

– Заглохни. Готовность всем!

– Они идут!

Женщины – начали неспешный путь через площадь. площадь. которая и до этого видела немало крови. Все казни – совершались именно на этой площади.

Женщины были все ближе…

– На сносях что ли? – пошутил кто-то.

Офицер, услышав эти слова, вздрогнул. Затем – выдернул Кольт из кобуры и выстрелил – раз, другой. Идущая впереди женщина упала.

– В-в-вы чего?!

Один из уцелевших вольноопределяющихся бросился на офицера, вырвал Кольт. Идущая третьей женщина бросилась вперед.

– Аллаху Акбар!

Грохнул взрыв – и весь мир померк[67].

* * *

Заяц – пришел в себя почти сразу, кровь заливала глаза – но он каким-то чудом все видел. его отбросило в сторону – но он остался жив и теперь лежал у стены… точнее даже не у стены – а на входе в какое-то общественное место, строили здесь так, что потолки были очень низкими, а вход – будто бы в полуподвальчике, и получалось – что-то вроде окопа. Он был ранен, контужен, но автомат, его верный Симонов, столько с ним переживший сегодня – был с ним. И свежий магазин – был вставлен.

Он повернулся, чтобы удобнее было стрелять. Бандиты были совсем рядом, они бежали в направлении пушки, отброшенной в сторону взрывом и перевернутой. Справа – по ним стреляли, из дворца тоже стреляли, кто-то падал – но остальные бежали с криками Аллах Акбар! Стреляли и вдоль улицы – очевидно, шло подкрепление.

Не дай только Бог им захватить пушку.

Заяц – опер обо что-то автомат и нажал на спуск, ведя ствол справа налево и поливая пространство перед собой огнем. Промахнуться на таком расстоянии было невозможно – и смерть собрала богатый урожай, от души размахнувшись косой. Остальные – не выдержав, залегли, начали отстреливаться. Это уже было поражением – если ты не наступаешь, ты мертв. Потом рядом с ним плюхнулось что-то тяжелое, он понял – граната и закрыл глаза, ожидая взрыва, который отбросит его в небытие. Но взрыва не было, Бог хранил его и сейчас. Он сменил магазин, стараясь не смотреть на гранату, а потом – десантники из второй волны, рывком продвинувшись по простреливаемой улице, закрепились на прежних позициях, и какой-то усатый сержант, упав на колено рядом с ним, заорал во весь голос: Живой?!

А потом – мимо пронесли пулемет, десантный Браунинг, установили прямо на опрокинутом лафете пушки и открыли огонь, кинжальным огнем простреливая пространство перед дворцом и окна дворца, подавляя огневые точки. Среди десантников был и фельдшер он попытался отправить Зайца назад – но тот только оттолкнул его руку и пошел к десантникам, под прикрытием непрерывно грохочущих пулеметов, занимающих позиции для последнего броска.