Маскансисил снял с плеча кожаную сумку и, монотонно напевая под нос, стал что-то доставать из нее и разбрасывать вокруг. Когда сумка опустела, он перевернул ее и потряс, потом поднял ладони к небу и медленно пошел по кругу, продолжая напевать.

Арчи наклонился и подобрал ближайший к нему брошенный Маскансисилом предмет. Оказалось, что это кусочек вяленого мяса — говядины или скорее всего оленины. Тут Арчи вспомнил, что ничего не ел со времени раннего обеда на лодке, сразу после полудня. Еще и суток не прошло, а дневное путешествие по каналу превратилось в туманное воспоминание. И над головой намертво завис яркий полумесяц.

«Время и вправду меня потеряло, — подумал Арчи. — Оно почему-то перестало идти».

Он поднес кусочек мяса к губам.

— Не ешь! — резко бросил Маскансисил. Арчи хотел запротестовать — ведь индеец же разбросал мясо по всей поляне, жалко ему, что ли, одного кусочка? — и тут, подняв взгляд, увидел, что Маскансисил показывает в сторону густых кустов у подножия гранитных скал.

Громадный медведь выбрался из чаши на поляну, покачивая головой из стороны в сторону и внюхиваясь в запахи людей и лошадей. Он встал на задние лапы и заворчал. От зимнего жира остались только складки кожи на брюхе. Медведь наклонил голову и оскалил желтые клыки. Маскансисил стоял перед зверем, беззвучно шепча монотонный напев. Непохоже, чтобы он испугался медведя. Скорее он чего-то ждал и выглядел слегка грустным.

Интересно, почему не убегают лошади? Арчи оглянулся и увидел, что они уснули, склонив головы почти до земли, время от времени прядая ушами и подергивая носом, — единственные признаки, что лошади все еще живы и не обратились в камень.

Медведь снова встал на четвереньки и поскреб лапой по граве, оставляя огромные черные царапины на тонком слое снега. Маскансисил стал напевать вслух. Медведь нашел кусок вяленого мяса и проглотил его. И в этот момент Маскансисил закричал «Эй!» и хлопнул в ладоши — хлопок прозвучал гораздо громче, чем следовало бы в таком замкнутом пространстве. Медведь поднял взгляд на индейца, и Арчи затаил дыхание, ожидая, что сейчас начнется травля, — только наоборот. В Файф-Пойнте травля медведя собаками считалась развлечением.

Однако медведь не стал бросаться на индейца и рвать его на части. Он снова заворчал — каким-то вопросительным ворчанием, и Арчи мог поклясться, что в глазах зверя мелькнуло недоумение. Медведь подковылял к Маскансисилу и поднялся на задние лапы, положив передние на плечи индейцу в явном жесте приветствия.

— Матерь Божья Пресвятая Богородица! — прошептал Арчи. Посмотрел на кусок мяса в руке и бросил его в снег.

— Я привел его, вождь, — сказал Маскансисил медведю.

Зверь неуклюже повернул громадную голову в сторону Арчи.

Молодец, Следопыт. Сегодня ночью многое могло пойти не так, как надо.

Арчи отчетливо слышал слова, хотя от медведя не исходило ни звука. Скрипучий голос, казалось, принадлежал умудренному жизнью старику. Маскансисил назвал медведя «вождем». Именно так называют друг друга главари общества Таммани.

Арчи вопросительно посмотрел на Маскансксила. Тот кивнул:

— Теперь ты можешь повторить свой вопрос.

Медведь опустился на четвереньки, подошел к сидящему на снегу Арчи и встал так близко, что Арчи мог потрогать его за нос. От медведя пахло кислыми ягодами и гнилыми зубами.

Арчи сглотнул.

— Что мне делать дальше?

— Мы, мертвые, не умеем читать будущее, Арчи Прескотт. Ты сам должен решить, что тебе делать.

Может быть, это были обманутые ожидания, а может, просто усталость или и то и другое вместе, но Арчи вдруг сорвался. За последние двадцать четыре часа его дважды чуть не убили, а он тут бегает за каким-то странным индейцем по всем Аллеганским горам только ради того, чтобы заколдованный медведь уклончиво отвечал на вопрос жизни и смерти!

— Черт вас всех побери! — заорал Арчи и вскочил на ноги, несмотря на боль в лодыжке. — Какое вы имеете право затащить человека в Богом забытую глухомань и вешать ему лапшу на уши? Меня сегодня чуть не убили — по крайней мере два раза! — потому что я, сам того не ведая, оказался замешанным в чем-то, чего не понимаю, и вы обязаны мне кое-что разъяснить!

Медведь неподвижно стоял над ним, а Маскансисил выглядел вырезанной из горного гранита статуей.

— Я был человек мирный, — сказал медведь, — но не слабый. Когда я был жив, никто не осмеливался так со мной разговаривать.

— Ну а теперь я живу, — запальчиво ответил Арчи. — И помирать мне не хочется. — Он вытащил талисман чакмооля из-за пазухи и сунул его под нос медведю. — Давай, убей меня, съешь меня, если это удовлетворит твой голод или твою гордость, мне наплевать, если я не найду способа избавиться от этой штуки! — Он уронил талисман обратно за пазуху. — А для этого мне нужно избавиться от чакмооля, верно?

— Верно.

— Тогда как мне это сделать?

— Спаси свою дочь.

— Моя дочь умерла семь лет назад, — машинально ответил Арчи.

Медведь молча смотрел на него.

Понимание стало медленно просачиваться сквозь броню неприятия. Вот он стоит в горах Пенсильвании, одетый только в подштанники и ботинки, и ругает медведя, а над ним в безоблачном ночном небе, словно застывший маятник, висит луна. Неужели его привели сюда, да еще как-то остановили время только для того, чтобы проказник индеец с дрессированным медведем мог над ним подшутить?

Не разумнее ли предположить, что Джейн каким-то образом выжила во время пожара? И что скрюченное тельце, обгоревшее до угольков, принадлежало другой девочке? И что он весь год постоянно видел собственную дочь, но отказывался признать то, что она знала наверняка?

Когда Арчи снова заговорил, в горле словно застряло что-то.

— От чего я должен ее спасти? Какое отношение ко всему этому имеет Джейн?

— Твоя дочь — тот рычаг, на котором держится судьба мира. Через двадцать один день ты или сумеешь ее спасти, или чакмооль заберет ее и использует, чтобы дать новое тело своему богу. Если он преуспеет, то костры, которые ты видишь во сне, будут дымить в настоящих городах, а не в мире мертвых.

Мозг Арчи отказывался это воспринимать; слова отскакивали от видения Джейн, собирающей с его ладони медяки, когда он проходил мимо нее, торопясь на работу.

— Вождь, ты должен рассказать ему все с самого начала, — вмешался Маскансисил.

Медведь глянул на него через плечо, затем по-собачьи уселся на задние лапы. Арчи почудилось, что в глазах зверя видны долгие века, все то время, которое замерло в мире живых.

«А сам-то я все еще в этом мире?» — подумал Арчи.

Старческий голос мягко заговорил, затягивая Арчи вглубь, отвлекая от пронизывающей стужи и чувства вины, которое разрывало его на части, гиеной вгрызаясь во внутренности.